Шофер. Назад в СССР. Том 2

Март Артём

— Дак он же меня побить может! — Испугался Кашевой, — Как только заикнусь про это, а он мне по шее!

— Катька терпит, — сказал я сурово, — и ты вытерпишь, ежели надо.

— Ну… ну хорошо, — согласился Кашевой, через пару мгновений, — давай поеду. А дальше-то что?

— А мы с Мятым, — кивнул я на Серого, — к Серым домой. Глянем на Катьку. Увезем ее. Мятый спрячет девушку покамест у меня дома. А я Матвея дождусь. А там уж как карта ляжет.

— Там мать останется, — Сказал Кашевой.

—

Уговорю ее, не боись, — я кивнул, — и с ней я знаком. Неплохая женщина. Только невезучая.

— А ежели чего у вас не выйдет? — Не унимался Кашевой, — это ж караул, что может случиться!

— Либо что-то делать, — сказал я, — либо пусть Катька терпит. Так что ли? А ежели она там помирает? Ежели он так ее переломал, что девка инвалидом останется?

Кашевой снова сглотнул. Открыв рот уставился на меня расширившимися глазками.

— Вот, — сказал я, — боишься.

— Только не убейте вы Матвея, — сказал Кашевой, — не надо убивать…

— Да кому он нужен, чтобы его убивать — я встал, — вправим ему мозги и вся недолга.

День шел к вечеру. Уборка сегодня была сложная. Мы с Мятым, покрытые полевой пылью, пригнали свои запылененные самосвалы к дому Серых.

Я глянул на солнце. Прищурился. Яркое его пятно медленно клонилось к закату. Все краснее и краснее становилось оно, опускаясь к рощице, что отделяла друг от друга огороды Серый и их соседей.

— Не задержит он надолго Матвея, — сказал Мятый, когда мы выбрались из машин, — У Кашевого это… кишка тонковата. Так что распотякивать у нас много времени нету.

— Нету, — согласился я, — ну вот и не будем его терять.

Мы пошли к забору Серовской казачки. Когда подходили, залаял лохматый Фомка. Стал рваться на своей большой цепи.

— Мож скликаем? — Спросил у меня Мятый неуверенно, — как-то не по себе без спроса лезть в чужую хату. Как воры.

— Там мож девка помирает, — бросил я на Мятого, что шел позади строгий взгляд, — а ты мнешься.

— Ну лады, — выдохнул он, — че эт я. Ну да.

Я тронул железную ручку и опустил ее. С той стороны поднялся засов, что запрыгивал, обычно за скошенный железный зуб замка. Калитка отворилась, и Фомка занялся еще сильнее. Стал гавкать.

— Ну! Чего разбрехался, — сказал я псу с улыбкой и потянул ему руку, потирая пальцы, — чего ты? Мы ж не по злому делу?

Пес, удивленный тому, что я на него не кричу, а ласковым тоном зову, сразу же замолчал. Стал поворачиваться боком, помахивать закольцованным хвостиком, прятать его меж задних лап.

— Надо же, — улыбнулся Мятый, — ты смотри! Ластится к тебе!

— Эт у меня так со всеми псами, — улыбнулся я, поглаживая Фомкину мохнатую холку, — любят они меня.

— Игорь? Сережа? — Услышал я голос Екатерины Ивановны, матери двух Серых, — чего вы тут?

—

Катю нам надо, — я встал.

— Катя… — испуганные глаза ее ярко выделяли темные круги. Лицо казалось еще более осунувшимся, чем в прошлый раз. Простоволосая, она даже на надела косынки, — Кате нездоровится…

— Знаю, — сказал я, — потому мы и тут. Помочь ей надо.

— Я не могу вас запустить, — сказало она холодно, — Матвею такое не понравится…

— Матвей ее побил, — сказал я, — побил так, что она не встает. Да?

Екатерина Ивановна глянула на меня помокревшими глазами. Ее бледные губы задрожали.

— Ну также нельзя. Вы же понимаете, что так нельзя, — сказал я ей, — что не должен муж жену свою лупасить.

— Матвей…

— Хватит вам, — ступил я вперед, — вы всю жизнь под гнетом то мужа, то сыновей. Хватит. Не бойтесь. Кате, возможно, нужно в больницу. А она дома мучается.

— Откуда вы узнали? — Спросила Екатерина Ивановна, немного помолчав.

— Ванька сказал, — Мятый, — рассказал, что не поехала Катька на работу. А потому и решил, что побил ее Матвей. Ведь так уже не раз было.

— Побил, — сглотнула Екатерина, — и меня побьет, ежели пушу вас в хату.

— Да что ж у вас за сыновья, — покачал я головой растерянно.

— Они хорошие, — всхлипнула она, — просто у них судьба сложная. Все с отца пошло. Да с его, — Екатерина Иванонва опустила взгляд, — с его смерти.

— Мы увезем и вас и Катю, — сказал я, — а Матвей не тронет. Я с ним поговорю.

— В чужую семью лезть… — Начал было она.

— Тут уже не про семейные дела речь, — отмахнулся я, — а про Катино и ваше здоровье. Мы, как лучше хотим. Поймите.

Горькие слезы побежали по лицу Екатерины Ивановны, но в плач она не сорвалась. Только отвернулась, освободив нам дорогу.

Не сказав ни слова, я прошел в казачку. Мятый и Екатерина Серая — следом.

Сени сменялись небольшим, знакомым мне коридорчиком, который использовали еще и как кухню. Дальше шла проходная комнатка с печью, большой железной кроватью, что стояла у стены, покрытой красным ковром и красным лаковым шкафом, на котором что-то лежало. Мебель и печь занимала почти всю комнату, оставляя узкий проходик вперед.

Следующая комната была главная. Тут стояли две железные кроватки поменьше, да большой сервант с зеркалом. Видимо, ночевали на них Пашка Серый да мать. А молодые спали в проходной комнатке.

Катя лежала на кроватке, укрытая тонким жестяным покрывалом.

— А! Зараза! Етить тебя! — Крикнул я, увидев ее опухшее, избитое лицо, — он ее кулаком, что ли?!

От моих слов Екатерина Ивановна аж вздрогнула. Спрятала лицо в ладони.

— Она приходила в себя? — Глянул я на Екатерину Ивановну.