Шофёр. Назад в СССР
Шрифт:
– Глянем, – кивнул я, – ладно. Пойду за подшипником, – я улыбнулся, – а то Степаныч, видать, заждался уже.
– Игорь, – остановил меня вдруг завгар.
– Ммм? – я обернулся.
– Весь день наблюдаю, как вы с Серым цапаетесь. Знаю, что ты сейчас и дядьку его, Степаныча, теребить начнешь. Выспрашивать. Просьба у меня такая есть к тебе.
– Это какая же? – Я вопросительно изогнул бровь.
– Ну не расспрашивай пока его ни о чем. Не надо свое личное в гараж. То, что промеж вашими семьями, пусть за воротами будет. Бо придется мне собрать товарищеский суд. Если уж
Признаться, я и правда думал спросить Степаныча, что же происходит. Но вот эти слова завгара: “То, что промеж вашими семьями, пусть за воротами будет.” Вселили в мою душу беспокойство. Что же промеж нашими семьями? Не уж то там что-то непростое? Приду домой – выспрошу. А сейчас послушаю завгара, раз уж ему это так важно.
– Хорошо, дядь Миш, – согласился я, – я правда хотел его расспросить. Но разу уж ты просишь, не буду.
– Спасибо, Игорь, – заглянул завгар мне в глаза, – у нас на носу уборка. Тут не о том думать надо. Тебе, например, о том, чтобы в поликлинику сходить. Боевой мне рассказал и про солнечный удар, и про потерю памяти. Много забыл?
– Так, – отмахнулся я, – чуть-чуть. Не проблема это.
– Ну, коль считаешь, что не проблема, то хорошо, – завгар сжал губы, – добро-добро, – вздохнул он.
Не ответив, я кивнул, и мы разошлись.
Склад запчастей представлял из себя небольшой продолговатый сарай с серой от времени шиферной крышей. Расположился он за диспетчерской. Когда я приблизился, увидел, что одна его высокая деревянная воротина, выкрашенная синей краской, откинута. Внутри горел тусклый свет.
Когда я вошел, в нос ударил приятный запах свежего моторного масла и консервационной смазки. Всюду, у стен, стояли тяжелые железные стеллажи. На полках лежали новые и не очень детали. Я обратил внимание, что большинство полок пустовали.
Степаныч, пыхтя, взобрался на деревянный стул без спинки и шарил руками на верхней полке стеллажа.
– На, вот, – сказал он, когда слез со стула и подошел, – бери подшипник. Но, так и знай. Была б моя воля, не ведать тебя его было бы за колхозный счет.
– Я пообещал Федотычу, – сказал я, заглядывая в хмурые глаза механика, – что все, что промеж наших семей произошло, будет только за воротами гаража. Там дуйся на меня сколько влезет. Хоть не разговаривай. Молчи как рыба. А тут, ты – механик, я – шофер. Работаем мы. Колхозу мы и руки, и ноги. Так что тут, между нами, ничего личного быть не должно.
Старый механик засопел. Потом мелко закивал.
– Хорошо. Но вне колхозной жизни дружбы между нами не будет.
– Глянем, – бросил я через плечо, выходя из сарая.
Не скрою, что коробка эта попила у меня крови по самое горлышко. Собирать ее, запрессовать вал обратно, было сплошным мученьем. И все же, к вечеру я справился с этой железякой. Когда принялся затягивать последние болты на крышке, подходило пять вечера.
Самосвалы, молоковозки, автобусы по одному, по два, стягивались в гараж. То и дело слышал я рык двигателя и хруст асфальта под колесами очередной возвращающейся машины. Вернулась пара новеньких КАМАЗов,
К вечеру гараж наполнился людьми. Шоферы, уставшие, но радующиеся окончанию рабочего дня, выпрыгивали из кабин. Столпились у конторы, спеша черкануть в книге за машину и отправиться домой.
– Игорь! Ну че ты там? – Крикнул мне кто-то снаружи.
В этот момент я как раз копошился под машиной, стараясь затянуть туда коробку так, чтобы не слизать ее железный корпус об асфальт.
– Бросай давай эту железку! Поехали домой!
Моложавый голос звонко разнесся по округе, перекричал низкий гул двигателей тяжелых машин. Я высунулся из-под днища.
Это был Саня Плюхин. Сосед мой. Невысокий, но кряжистый светловолосый парень сидел на краснобокой новой Яве. Мотоцикл блестел хромированными трубами в лучах вечернего солнца. Ее двухтактный двигатель звонко трещал вхолостую.
– Поедешь домой? Или пешком? – Перекричал Саня свой мотор.
Саню я знал давно. Старше меня на три года, он был сыном простых колхозников, и потому как пришел из армии, тут же подался шофером. Саня был толковым, быстро попал в комсомол. К двадцати трем годам ездил на одном из самых новых самосвалов в гараже. И даже купил себе новенький мотоцикл.
– Да не, – я выбрался из-под машины, – мне б доделать.
– Да брось ты ее, – рассмеялся Плюхин, – брось коробку. Или до ночи решил с ней воловодиться?
– Да не, – повторил я, – я быстро.
А потом запрыгнул в кабину.
Саня удивленно уставился на меня. Заглушил двигатель мотоцикла и поставил его на подножку.
– Ты че это удумал? – залез он на ступеньку.
– Поставить ее хочу, – сказал я, утирая кепкой лоб, – чтобы не бросать дело на полпути.
– Я понял, – он вздохнул, – хочешь ты и сам тут до ночи сидеть, и меня с собой увлечь. А в буфете нынче пиво! Отрадненское! Машка обещала, что привезут три бочки.
– Да не держу я тебя, Саш, – взялся я за рычаг, – езжай домой. А я сам хочу.
– Как это, сам? – Расширил глаза Саша, – ты, чай, не пьяный?
И действительно, я хотел сам. Сам ее поставить. Весь сегодняшний день я наслаждался каждым движением своего молодого тела. Разница со старостью была так велика, и в то же время неуловима, что ощутить ее можно было только сделать вот такой быстрый скачок из одного возраста в другой.
Я просто не мог остановиться. Радость оттого, что в движениях больше нет напряги, что ничего не болит, а одышка ушла в прошлое, захлестывала так, что хотелось испытать себя перед все новыми и новыми преградами.
Кроме того, я умел ставить КПП газона сам. В одиночку. Выучил это, не побоюсь слова, искусство еще в прошлой жизни. Когда общался с тем самым Федором Ильичом, тренером по тяжелой атлетике, которого занесло в шоферы.
У нас он пока не работал. Придет только году в восемьдесят втором. Но мужик был мировой. Высокий, почти как Никита Олегович и такой же крепкий. Ох и удивился же я, когда он один, в две руки, установил КПП на место. Да еще и с первого раза. Ну и сразу напросился научить.