Шок и трепет 1978

Арх Максим

Сказав это, развернулся, и побежал к зданию столовой. Там спрятался за углом, огляделся, убедился, что меня никто не преследует и не видит, и снял с себя колпак и простыни.

Костюм из них я состряпал после ужина. Украл в прачечной наволочку и простынь, а затем проник через окно первого этажа в один из учебных классов учебного корпуса, где и принялся при помощи ножниц и иголки с ниткой кроить и шить.

На всё про всё у меня ушло не более тридцати минут времени. И только лишь потому, что швы на колпаке, в котором были прорези для глаз, я прошил пять раз. Я не хотел, чтобы те, с кем мне предстояло встретиться, видели моё лицо.

Лишние свидетели

мне были не нужны.

Кроме колпака, сделал вырезы по центру в двух простынях. Такие, чтобы в них без проблем могла просунуться моя голова. Получилось некое подобие пончо.

Это самое пончо предназначалось для того, чтобы в драке оно закрывало большую часть моего тела. Это надо было мне, чтобы случайно кто-то из противников не порвал мне форму, а также для того, чтобы не пачкали её своей кровью, которая априори должна была пролиться.

И вот сейчас наряд, который сослужил мне прекрасную службу, больше мне был не нужен.

Завязал его в узел, подошёл к канализационному люку, открыл его и выкинул ворох тряпок туда.

Всё, на этом любая цепочка, которая могла бы связать меня с человеком, бегающим в белых простынях, была навсегда потеряна.

Отряхнулся, облегчённо вздохнул и направился к себе в казарму, куда проник через открытое окно технического помещения первого этажа.

Вся операция заняла у меня около пятнадцати-двадцати минут, поэтому моего отсутствия никто не заметил.

Очередной длинный день подошёл к концу. Пора было лечь и, наконец, выспаться. Сегодня ночью в нашу казарму никакие незваные гости точно не придут.

* * *

Глава 15

Нет свидетелей

Ну, а утром (кто бы мог подумать) в часть примчалось огромное количество всевозможного начальства, милиции, военной прокуратуры и следователей. Ну, и, разумеется, начался кипиш.

Если честно, я хоть и понимал, что без последствий моя акция не пройдёт, но, тем не менее, от количества людей в фуражках и с большими погонами на плечах я немного офигел. Не будь я в роли инкогнито, то можно было бы привлечь внимание нужных людей к данной воинской части и уже вместе с ними провести расследование даже более глобального масштаба. Такое, в котором будет дан ответ на вопросы: как такое могло получиться? Кто виноват? И что делать? Но сейчас я находился на нелегальном положении, а потому возглавить сие мероприятие не мог.

«Кстати, о нелегальном положении и моём инкогнито. Возникает вот какой вопрос: а чего я в этой „инкогните“ всё нахожусь и нахожусь? Не пора ли выйти в свет и рассказать всему миру, кто я на самом деле?»

Подумал, наморщил мозг, почесал нос и понял, что не пора. Потому что, к великому сожалению, я до сих пор не знаю полного расклада.

«Если операция по моему 'спасению» всё же есть, но пошла немного не по плану, то рано или поздно кто-нибудь из знакомых силовиков обязательно объявится и напомнит о себе. В том же случае, если вообще никакой операции нет и не было, и я тут можно сказать, обитаю сам по себе, да ещё и по своей инициативе, то и в этом случае торопиться никуда не надо. Почему? А потому что я помню, что на меня на верхах очень злы. А какой есть в жизни рецепт, что сделать злость менее злобной? Правильно — время. Именно оно, время, лечит раны. Так что раз уж я оказался здесь, то и перекантоваться тут вполне можно. Пусть весь кипиш, связанный со мной, немного затихнет и успокоится. А я пока послужу. Мама и бабушка предупреждены, что я на некоторое время исчезну из поля зрения. Севу и ребят мама предупредит, так что те тоже не будут волноваться. Что касается остальной части человечества, то, увы и ах, ей, этой несознательной

части, придётся сопереживать о потере столь всеми любимого и крайне симпатичного (и доброго, кстати) человека-пионера! Пусть все считают, что я просто исчез, растворившись среди звёзд, как будто и не было вовсе. Пусть помнят, скорбят, тоскуют и плачут… Гм, н-да… Короче, пусть плачут, а заодно заваливают письмами все учреждения страны, в которых будет лишь один вопрос: «Где наш любимый Вася?!»

И, естественно, все камни полетят в начальство. Вот так ему и надо! Не ценили? Не уберегли? Вот и получайте! Пусть нервничают и осознают, как потеряли надежду и опору человечества! Пусть жалеют, что теперь я не приношу баснословные деньги стране, зарабатывая их фактически в одиночку и без привлечения каких-либо ресурсов. Пусть посчитают, сколько денег страна недополучила, пока я тут занимаюсь, можно сказать, экстремальным туризмом.

Вот пусть подумают, какого прекрасного парня они потеряли в моём лице, и пусть поплачут!'

Произнеся у себя в голове столь пламенную речь, я посмотрел на всё со стороны, и даже скупая слеза накатила от осознания того, какой же я клёвый и замечательный и как мне меня жалко…

Но свою слабость через пять минут я отбросил в сторону и вернулся к насущному. А насущным сейчас было то, что выход из казарм был строго запрещён. Происходило это потому, что ночью были избиты и покалечены все «деды» и дембеля, что находились на территории части. Всех избитых и переломанных потерпевших увезли в больницы Мурманска. Поэтому и приехали милиция, военная прокуратура и другие органы, такое ЧП просто не могло не привлечь внимания и не вызвать широкий резонанс. Шестьдесят один человек пострадал, причём все, как один, были с переломами той или иной степени тяжести. Теперь начиналось следствие, и всех солдат и новобранцев собирались повзводно таскать к следователям.

Эту информацию по секрету получили от дневального и от дежурных по кухне.

И полученная информация повергла весь взвод вначале в смятение, затем в настороженный восторг, после этого было ликование, ну а потом они, подбежав ко мне, схватили меня за всякие конечности и начали качать на руках.

Я еле-еле сумел образумить их, говоря, что своими действиями и восхвалениями они чрезмерно много привлекают ненужного внимания к моей скромной персоне.

— Народ, как вы все прекрасно понимаете, я тут совершенно ни при чём. Понимаете? Вот и не палите контору, а то всех собак на меня повесят.

Моя речь на них, к счастью, подействовала отрезвляюще, и больше предложений: «Качай его, ребята!» и «Давайте купим креплёного и отпразднуем!», не поступало.

Но всё равно, хорошее настроение у нашего неполного взвода было на высоте. Оно и понятно, все ребята небезосновательно боялись, что нас ждёт незавидная судьба, когда «деды» нагрянут на разборки. И судьба нас ждала действительно незавидная — «деды» были и сильнее, и сплочённей, да и возможностей у них было намного больше, чем у новобранцев. В другой ситуации за такое неподчинение их в лучшем случае просто бы избили, а в худшем — всех перекалечили.

И когда опасность миновала, ребята, естественно, возрадовались.

Они были счастливы от осознания того, что не остались одни лицом к лицу с более сильным и более многочисленным врагом. Радовались, что нашлась сила, которая сумела противопоставить супостатам такую мощь, что те сами почти калеками стали.

Осталось теперь выяснить, кто и как избил столько старослужащих. А так как казарма была заперта, единственным источником информации стал дежурный.

И, естественно, тот, чувствуя себя в центре внимания, с удовольствием рассказывал то, что ему по секрету рассказали другие дежурные.