Шок тьмы (НОВАЯ ВЕРСИЯ)
Шрифт:
– Потерянные души, - сделал шаг ко мне высокий мужчина в потёртой, но некогда роскошной одежде. Голос его был словно лишён жизни, а на шее было что-то вроде железного ошейника с обрывком цепи.
– Те, что умерли давным-давно и ушли во тьму. Вот уже тысячу лет у нас не было гостей, кроме демонов, которые...
– Он странно усмехнулся: губы шевельнулись, но глаза остались такими же потухшими.
– Которые не удостаивали нас своим вниманием. А теперь вот... После такого долгого ожидания - живой человек...
– Девушка...
– с непередаваемой интонацией прошипел кто-то за моей
– Ты хотела узнать тайны тьмы, - продолжал высокий человек с потухшим взглядом, - так смотри же!
Он приложил руку к поясу, дёрнул вверх - и вот уже у него в руке замерцала длинная полоска стали.
– Это мой меч, - гордо сказал мужчина, и глаза его заблестели, словно отразив мерцание оружия.
– Немало он напился крови. Я сеял смерть направо и налево, моё имя гремело во всех городах союза! Детей пугали моим именем, юнцы мечтали сравниться со мной!
– И один из них предал тебя в руки врагов!
– перебил воина чей-то молодой голос, раздавшийся позади него. Лицо мужчины исказилось в гримасе дикой ярости, а после он вернул меч в висящий у пояса чехол - кажется, он называется "ножны", а после яростный блеск глаз потух, и мечник посторонился, пропуская вперёд вертлявого юнца. Он был одет намного проще, без украшений, но на шее его висела не железная, а золотая цепь, безо всякого ошейника. Юнец вытянул вперёд руки, и я увидела, что они измазаны в чернилах.
– Хорошо махать мечом на большой дороге, - кривляясь, произнёс новый оратор.
– Хорошо пугать детишек и чваниться перед отроками! Ты отправил во тьму сотни людей, а я - тысячи, ты гордился грубой силой, а я - умом. Целыми днями я писал доносы, собирал сведения, втирался в доверие! Я нашёл твоё убежище и вывел на тебя твоих врагов. Ты закончил свои дни в заточении, а я умер в собственной постели.
– Не спеши хвастаться, - промурлыкала красивая женщина в одной рубашке, обнимая юнца за плечи.
– Ты умер, отведав вина, которое преподнесла тебе я, дорогой, и не успело настать утро, как ты лишился жизни, а твои наследники - накопленных тобой богатств...
– За это и другие шалости, красотка, я повесил тебя на городской площади, - рассмеялся грубый детина, отпихнув женщину вместе с отравленным ею юнцом.
– В городе травили моих детей, моя жена не выходила на улицу в одиночку, чтобы её не закидали камнями, но каждый мужчина и каждая женщина в городе знали, что могут встретить рассвет с петлёй на шее или с мечом у горло по приказу нашего достойного правителя!
– Молчи, дурак!
– властно перебил его низкий голос, и вперёд вышел тщедушный мужчина, поверх простой одежды которого на плечах был накинут подбитый мехом плащ. Голову этого человека украшала золотая корона, и смотрел он презрительно и гордо.
– Вы все были пешками в моей игре, я мог убить любого из вас одним росчерком пера или просто нахмурив брови! Во всех городах горели костры, на которые восходили непокорные, и стоны их возносились к небесам. Леса вырубались под виселицы, но пуще того -- для постройки военных кораблей и орудий для штурма вражеских крепостей. Моё слово решало, жить или умереть, и немало врагов сдавались
– Не так говорил ты, - потеснила правителя женщина в роскошном платье. Её шею обвивало сверкающее ожерелье, драгоценные камни украшали каждый палец холёных рук, а на запястьях поблёскивало золото.
– Не так говорил ты, когда добивался моей любви. Ты называл себя жалким червём, ты обещал мне золотые горы и клялся уложить к моим ногам весь мир. Так кто же сильнее, ответь мне, мой король?
– Мразь!
– жестоко оттолкнул её мужчина в лохмотьях.
– Ты пировала со своим любовником, ты тянула соки из страны, словно ненасытная пиявка! Люди голодали, дети умирали от тяжких болезней, а тебе бы только разукрасить себя разноцветными камушками! Злобное, порочное существо, чудовище в женском обличье! Я своей рукой пресёк ваши жизни, и бедняки, которых вы угнетали, наконец-то смогли вздохнуть спокойно.
– Но всё же ты попал в руки ко мне, - засмеялся палач.
Его оттолкнули, и все заговорили разом, перебивая друг друга, крича, смеясь и плача. Я услышала об убийствах, о ночных грабежах, о дерзких кражах, о том, как кого-то утопили во время катания на лодке, полураздетая женщина объясняла что-то малопонятное о том, как продавала свою любовь каждому, кто только выказывал желание её купить - как будто любовь можно продать!
– а затем какой-то мужчина с гадкой улыбкой вспоминал, как наслаждался юными девушками против их воли.
Убийства, предательства, обман, стремление к богатству или к власти, жажда мести или страх смерти - всё это столпившиеся вокруг меня люди торопились выразить, высказать, выплеснуть, словно вознаграждая себя за тысячелетнее молчание. Они подступали всё ближе и ближе, пока не встали так близко, что при каждом движении их мне приходилось уворачиваться от удара. И, не умолкая, говорили, говорили и говорили, рассказывая об ужасах и мерзостях, по прихоти фей навсегда покинувших мир людей. Я начала задыхаться; меня не держали ноги и, зажав уши руками, я упала на колени.
– Хватит! Довольно!
– Мой слабый голос, как ни удивительно, прервал все эти жуткие речи, и в башне тьмы воцарилась тишина.
Потерянные души отпрянули, расступаясь, и рядом со мной остался только палач.
– Да, девочка, довольно, - с жуткой ласковостью проговорил он, доставая откуда-то из воздуха кошмарного вида топор - ржавый, с огромным топорищем и с тёмными пятнами на рукояти. Всмотревшись, я внезапно поняла: то, что мне показалось ржавчиной на лезвии - на самом деле подтёки крови...
– Ты узнала достаточно, и должна разделить с нами нашу участь.
– Нет, - прошептала я, силясь подняться с колен.
– Вы не можете этого сделать, Лдокл...
Палач только усмехнулся и поудобнее перехватил топор.
– Демон только держит нас взаперти, крошка, - зло сообщил он.
– Что ещё он может сделать нам, мёртвым? Ты готова умереть, малютка?
– Нет...
– Постой, - остановил палача мужчина в просторной чёрной мантии - судья, осуждавший при жизни невиновных и отпускавший на свободу преступников.
– Не спеши так. Перед казнью должен быть приговор и последнее слово.