Шоколад
Шрифт:
И опять я мыслями невольно обратилась к своей воскресной беседе с Рейно. Его побудительные мотивы для меня до сих пор остаются загадкой. В последнее время вид у него немного безумный, особенно когда он трудится на церковном кладбище, с остервенением вгрызаясь в землю мотыгой, порой вместе с сорняками выдирая целые кусты и цветы. По его спине струится пот, образуя на сутане тёмный треугольник. Но работа в саду не доставляет ему удовольствия. Его черты перекошены от напряжения. Кажется, будто он ненавидит землю, которую разрыхляет, ненавидит растения, которые пропалывает. Он похож на скрягу, вынужденного сжигать в печке накопленные банкноты. На его лице отражаются ненасытность, отвращение и невольное восхищение. Но он не бросает своего каторжного занятия. Наблюдая за ним,
Анук призналась, что минувшим днём Рейно приходил к ним в школу, рассказывал про Пасху — безобидная болтовня, но меня бросило в дрожь при мысли, что моя дочь общалась с ним, — прочитал рассказ, обещал наведаться ещё раз. Я спросила, разговаривал ли он с ней.
— Ага, — беззаботно отвечала она. — Он хороший. Сказал, что я могу прийти в его церковь, если хочу. Там есть святой Франциск и много маленьких зверей.
— А ты хочешь?
— Может, и схожу, — сказала Анук, пожимая плечами.
Я убеждаю себя — в предрассветные часы, когда всё кажется возможным и мои нервы скрипят, как несмазанные петли флюгера, — что мой страх неоправдан. Что он может нам сделать? Как может навредить, если даже очень того хочет? Он ничего не знает. Абсолютно ничего не знает о нас. Он не имеет силы и власти.
Имеет, говорит во мне голос матери. Ведь это Чёрный человек.
Анук беспокойно заворочалась во вне. Чуткая к перепадам моего настроения, она всегда чувствует, если я не сплю, и сейчас силится выкарабкаться из трясины засасывающих сновидений. Я стала дышать ровно и глубоко, пока она вновь не затихла.
Чёрный человек — выдумка, твёрдо говорю я себе. Воплощение страхов в образе карнавальной куклы. Страшная сказка, рассказанная на ночь. Пугающая тень в незнакомой комнате.
В ответ мне снова явилось то же видение, яркое и чёткое, как цветной диапозитив: у кровати старика стоит в ожидании Рейно; его губы шевелятся, будто он читает молитву, за его спиной, словно витраж, освещённый солнцем, стена огня. Тревожная картина. Что-то хищническое сквозит в позе священника, два окрашенных в багрянец лица чудовищно похожи, отблески пламени, гуляющие между ними, предвещают угрозу. Я пытаюсь применить мои знания психологии. Чёрный человек как вестник смерти — это архетип, отражающий мой страх перед неведомым. Неубедительное объяснение. Частица моего существа, всё ещё принадлежащая матери, аргументирует более красноречиво.
Ты — моя дочь, Вианн, неумолимо говорит она мне. Ты понимаешь, что это значит.
Это значит, что мы должны срываться с места каждый раз, когда меняется ветер, должны искать своё будущее по гадальным картам, должны всю жизнь вытанцовывать фугу…
— Но ведь я — обычный человек. — Я едва ли сознаю, что мыслю вслух.
— Maman? — сонным голосом окликает меня Анук.
— Шш, — успокаиваю я её. — Ещё не утро. Спи.
— Спой мне песенку, maman, — бормочет она, рукой нащупывая меня в темноте. — Про ветер.
И я запела. Пела и слушала свой голос, сопровождаемый
Спустя некоторое время дыхание Анук вновь выровнялось, и я поняла, что она спит. Её рука, отяжелевшая во сне, по-прежнему покоится на мне. Когда Ру закончит работу на чердаке, у Анук снова появится своя комната, и мы перестанем стеснять друг друга по ночам. Сегодняшняя ночь слишком живо напоминает ночёвки в гостиничных номерах, в которых останавливались мы с матерью. Обе влажные от собственного дыхания, сквозь запотевшие окна пробивается неумолчный гул городских улиц.
V'la l'bon vent, V'la l'joli vent.На этот раз — нет, молча поклялась я себе. На этот раз мы не уедем. Что бы ни случилось. Но, даже погружаясь в сон, я сознаю, что эта мысль мне самой кажется столь же желанной, сколь и невероятной.
Глава 31
В последние дни в магазине Роше суеты стало меньше. Арманда Вуазен больше не наведывается туда, хотя я встречал её несколько раз после того, как она поправилась. Шла уверенным шагом, почти не опираясь на свою трость. Нередко её сопровождает Гийом Дюплесси со своим тощим шенком. И Люк Клэрмон каждый день ходит в Марод. Каролина Клэрмон, узнав, что её сын тайком навещает бабушку, досадливо усмехнулась.
— Последнее время ничего не могу с ним поделать, pere, — пожаловалась она. — То не ребёнок, а золото, такая умница, такой послушный, а то вдруг… — Она жеманно всплеснула руками и прижала к груди свои ухоженные пальчики. — Я только поинтересовалась — в самой тактичной форме, — почему же он не сказал мне, что навещает бабушку… — Она вздохнула. — Как будто я стала бы возражать. Глупый мальчик. Разумеется, я не возражаю, сказала я ему. Это замечательно, что ты так хорошо ладишь с ней… в конце концов, ты её единственный наследник… А он вдруг как взбесился, заорал на меня, стал кричать, что ему плевать на деньги, что он специально ничего не говорил, так как знал, что я всё испорчу, что я назойливая биб-лиолюбка — её слова, pere, голову даю на отсечение…
Тыльной стороной ладони она отёрла глаза, но так, чтобы не испортить свой безупречный макияж.
— Чем я провинилась, pere! — сетовала она. — Я всё делаю для этого ребёнка, ни в чём ему не отказываю. А он отвернулся от меня, швыряет мне в лицо оскорбления… ради этой женщины… — В её глазах стоят слёзы, но тон жёсткий. — Это так больно, больнее, чем укус змеи, — стонет она. — Вы не представляете, pere, каково это матери.
— О, вы не единственная, кто пострадал от благожелательного вмешательства мадам Роше, — сказал я. — Посмотрите, сколько перемен она внесла в жизнь города. И всего за несколько недель.
— Благожелательного вмешательства! — фыркнула Каролина, шмыгнув носом. — Вы слишком добры, pere. Это порочная, коварная женщина. Она едва не погубила мою мать, настроила её против меня…
Я кивком подбодрил её.
— Не говоря уже о том, что она сотворила с браком Муската, — продолжала Каролина. — Меня поражает ваше терпение, pere. Я просто в недоумении. — Её глаза злобно блестят. — Не понимаю, почему вы не используете своё влияние, pere.