Шолох. Долина Колокольчиков

Крейн Антонина

Пауза.

Я заинтригованно застыла с кружкой, не донесённой до рта.

– Она называлась «Кто стащил лопату из коровника», – драматично и совершенно серьёзно провозгласил Берти. – Ты не представляешь, какие страсти кипели, когда выяснилось, что никто! Она просто упала за шкаф.

Мой хохот разнёсся по всем углам трактира.

– А твой друг такой же весельчак, как ты, Голден-Халла?

Он аж грогом поперхнулся.

– О нет, госпожа попутчица, нет-нет-нет. Мой друг… как бы тебе сказать. – Берти возвёл глаза к потолку. – Он скорее из тех, кто верит,

что негодующая физиономия украшает его в разы лучше улыбки. И что нет ничего привлекательнее гордо вздёрнутого подбородка. И что всё хорошее должно начинаться со всего плохого: к любви нужен аперитив в виде ненависти, к дружбе – в виде мордобоя (ага, да, это мы с ним проходили). Короче, в душе он романтик, а на вид – редкая сволочь. Но вообще он шикарный! Думаю, он бы тебе понравился. – Берти весело подмигнул. – Тинави, а ты зачем приезжала в Норшвайн?

Я обрисовала ему причудливую конфигурацию своей жизни.

– У меня тоже отпуск. Экстремально длинный. И по некотором размышлении я решила посвятить его самостоятельному путешествию! А то так получилось, что в этом июле мои близкие либо разъехались кто куда, либо до смерти заняты. В частности, моему напарнику выдали серьёзную работу под прикрытием – видимо, чтобы добить его, трудоголика. Моя лучшая подруга отправилась на учения чрезвычайников на юге королевства…

– Чьи учения?..

– Чрезвычайников. То есть сотрудников Чрезвычайного департамента, который в Шолохе является чем-то вроде корпуса стражи, выходящего в авангарде в по-настоящему поганые дни для королевства. Мой второй лучший друг заперся дома, обложившись книгами – он пишет энциклопедию, и так уж вышло, что сейчас у него – самые продуктивные месяцы. А третий друг…

– Тоже лучший? – подколол меня Голден-Халла.

Я показала ему язык.

– Просто третий. На постаменте лучших есть место только для двоих.

– Боги-хранители, какая ты строгая!

– Да нет, не во мне дело, просто эти двое всех других отпинывают. Они, знаешь ли, дико ревнивые, хотя так и не скажешь. И кровожадные. Короче, мой третий друг – тот самый, кстати, саусбериец – сейчас отчаянно вгрызается в гранит науки, ибо его ждёт аттестация после тестового периода работы. Учитывая его бедовый темперамент, чем меньше будет вокруг отвлекающих факторов – тем для него лучше. Ну а ещё один мой друг…

– Я не понимаю, у тебя весь Шолох – друзья, что ли?! – возмутился Берти.

– Ну… Нет?

– Давай про врагов, Страждущая! Так интереснее!

– Э, ну… У меня был всего один. Но он теперь тоже друг. Наставник, точнее.

Голден-Халла закрыл лицо ладонью и издал череду каких-то странных звуков, которые по некотором размышлении я идентифицировала как смешки, граничащие с всхлипами.

– А мне ещё говорили, что у меня лёгкий характер, – пожаловался сыщик. – Вот только я почему-то случайной попутчице рассказал лишь о Моргане, а у тебя личности, обязательные к упоминанию, уже выстроились в длиннющую очередь, и, прах, я же слышу – все важны!..

– Возможно, я просто доверчивое трепло, не умеющее вовремя затыкаться, – утешила я. –

Ну или твой Морган стоит всех моих, вместе взятых. Хотя это вряд ли. Нет. Что я только что сморозила, боги. Забудь последнюю фразу!

– Посмотрел бы я на их противостояние, – прыснул Берти. – Вытаскиваем, значит, всех на ринг в каком-нибудь полуподвальном баре, и вот ты кричишь своей толпе: «Давайте! Правый фланг, боевая готовность! Левый фланг – устрашаем песней!» И я с другой стороны размахиваю флажками: «Мор-ган! Мор-ган!» – а он смотрит на меня как на идиота и говорит, что ему пора писать диссертацию.

– Ага, вот только ничего у него не выходит, потому что мои ребята мгновенно утягивают его с собой в какое-нибудь подозрительное местечко, мотивируя это тем, что пора спасать город, чью-нибудь репутацию или просто вечер.

– И мы с тобой остаёмся на ринге вдвоём со всеми своими флажками и ставками.

– Аминь!

Тем самым придя к полному взаимопониманию, мы торжественно приподняли чашки.

Разговаривая, мы то и дело косились на трактирщицу. Всё это время она стояла с широкой улыбкой – всё больше походившей на оскал – и смотрела мимо нас. То ли в стену, то ли в светлое будущее.

Признаться, это выглядело жутковато.

Зато, когда кружка Берти опустела, трактирщица мгновенно подошла и поменяла её на полную.

– Добрый грог для плохой погоды! – отрапортовала она, сразу отворачиваясь, не оставляя ни шанса на беседу.

А в разговоре с ней мы с Берти до пепла нуждались. Потому что, как бы приятно ни было вот так сидеть у камина и разглагольствовать о всякой восхитительной чуши, у нас вообще-то имелся список вопросов, требующих немедленных ответов. Как минимум пропавшие возница и конь камнем лежали на наших душах (и если учесть их суммарный вес, то получалась очень тяжёлая ноша).

– Не убегайте от нас, пожалуйста, – решив, что хорошенького понемножку, взмолилась я и потянулась к локтю трактирщицы.

Но ничего не вышло.

Мои пальцы провалились сквозь руку почтенной леди, и, не успела я ойкнуть от неожиданности, как вся трактирщица пару раз мигнула, будто испорченная маг-сфера, а потом и вовсе исчезла…

А что до кружки – что ж, вполне материальная кружка продолжила плыть к стойке как ни в чём не бывало. Будто её так и держали в руках.

– Класс! – выдохнул Голден-Халла, выпрыгивая из-за стола.

* * *

Я тоже подскочила и вслед за Берти приблизила нос к керамическому боку посудины, которая возмутительно спокойно попирала законы вероятности и гравитации заодно.

Так мы и добрались до барной стойки: двое согбенных придурков, идущих приставным шагом, и плывущая между ними кружка.

– Ну и ну! – воскликнул Голден-Халла. – Теперь мне ужасно хочется пощупать того сторожа у ворот, не пойми меня превратно. Ещё когда он радостно встал лицом в калитку, мне подумалось, что с ним что-то глубоко не так, но я не стал зацикливаться ещё и на этой странности – был слишком замёрзшим и уставшим, если честно. Но сейчас… Что, если сторож – тоже иллюзия?