Шолох. Теневые блики
Шрифт:
Я запнулась.
Потом с горестью продолжила:
– Тринап был моей последней надеждой. Казалось, какое дело миру спорта до моих магических способностей? Но нет. Отказ. Несмотря на все мои медали. Вот они, сплошные плюсы жизни в колдовской столице. Больше идей о трудоустройстве у меня нет. Так что: добро пожаловать на дно, Тинави из Дома Страждущих! – я театральным жестом распростерла руки и поклонилась.
Перехватив мой взгляд, Дахху сочувственно блеснул глазами из-под своей темно-коричневой, в цвет волос, шапки. Зима на улице или конец мая, как
Кадия же ринулась в бой: выкарабкалась из мягкого пуфа, засасывающего, как зыбучие пески, подошла ко мне и ободряюще потрепала по плечу. Жест получился воистину материнским: Кадия выше меня на голову.
– А ну отставить грусть! Надо продолжать бороться! Бороться до конца! – патетически заявила Кад, будто на трибуне выступала.
И, следуя её завету, со стороны окна послышалось настолько отчаянное, страшное звяканье стекла о стекло, что мы втроем аж подпрыгнули.
Дахху мигом отбросил газету.
Подбежав к окну, друг дернул за бархатную веревочку. Шторы со скрипом разъехались по сторонам. За ними, как на театральной сцене, снова возник бокки-с-фонарем.
На сей раз пустое лицо призрака оказалось в пугающей близости: оно почти прижималось к стеклу. Туманный подол зеленого плаща змейкой вился вокруг моих розовых кустов, будто душил стебельки. Сгустившаяся до черноты ночь пахла холодом. Дахху шумно сглотнул.
Мы с Кадией, рефлекторно сбившись в кучку, всё же подошли поближе. Ведь нам известно: любопытство веселее страха.
В стекле слабо светились наши отражения: задиристая красотка Кад, носатик Дахху и моя глазастая физиономия с шалашом растрепанных волос вокруг. Между нами, будто мистический судия, мерцал стоявший по ту сторону бокки.
У лесного духа резко прибавилось энтузиазма. Теперь он колотил без остановки.
– Э-э… – сказала я. – Он так окно разобьет!
– Да он там не один! – отражение Дахху зашевелило полупрозрачным ртом. – Вон, от леса еще идут.
Следующие пару минут мы с друзьями во все глаза таращились на происходящее в саду. Музыкальное сопровождение в стиле «звяк-дзыньк-звяк-тыдыщ» добавляло сцене колорита.
Вдали, между густо растущих сосен, зажигались новые и новые огоньки – оранжевые искры в лесной прохладе, влажной и прозрачной, как речное дно. Призраки приближались, плывя в нескольких сантиметрах над землей.
– Тинави, у тебя дома достаточно еды? Чувствую, придется держать осаду! – Кадия удивленно хмыкнула.
Дахху резко прильнул к окну, всматриваясь. Мы проследили за направлением его взгляда. Количество бокки в саду уже перевалило за два десятка. Они столпились на дальнем конце участка. У калитки творилось неладное.
Наш бокки-первопроходец медленно развернулся и тоже уплыл. Мне показалось, что там, в самой сердцевине круга из духов, что-то происходит. Я сощурилась. В зеленовато-оранжевых рядах мелькнуло нечто белое… Еще
– Народ, а там может быть человек? – голос у Кадии неожиданно охрип.
– Да вряд ли… – протянула я.
И тотчас мы поняли, что ни разу не «вряд ли». Среди бокки действительно затесался кто-то в белой одежде: человек был плохо виден, но, судя по всему, отчаянно махал руками.
Дахху не стал махать в ответ и вместо того бросился в прихожую. Мы кинулись за ним.
В моей голове лихорадочно завертелись обрывки старых сказок: «Кто выйдет к бокки – того найдут через сорок дней под горой»; «бокки коснулся Ши Лиардана, и мальчик обернулся черной птицей, после чего навсегда улетел в ночное небо».
Или вот это, мое любимое: «Бокки поставил фонарь на землю и съел ее живьем».
Что вполне могло оказаться реальным положением дел. Потому что в Шолохе настолько уважают бокки и настолько боятся нарушить хлипкое магическое равновесие, помешав им, что никогда не изучают духов экспериментально. Только на расстоянии. Через окошко и по книжкам.
А значит, никто на самом деле не знает, чем обернется столкновение с бокки лицом к лицу.
В коридоре Кадия молниеносно сдернула с крючка мою биту для тринапа и пинком распахнула дверь. Мгновение спустя она уже мчалась через лужайку, тонконогая и стремительная, как зубастая цапля Рычащих болот. Дахху семенил следом, стараясь не расплескать собранное в ладонях заклятье.
Итак, прошу любить и жаловать: таковы уж мои друзья – храбрые самоубийцы! Ладно Кадия, она стражница и привыкла к тому, что может надрать задницу очень многим, но зачем доходяга Дахху из года в год сует голову в самые узкие и безнадежные петли – это для меня загадка.
С сильно бьющимся от волнения сердцем я выбежала за ними. Замешкалась на пороге в надежде прихватить какое-нибудь оружие, но откуда оно у меня? Пришлось ограничиться пыльным зонтиком. Ох уж этот диктат повседневности!
Трава под босыми ногами была неприятно холодной. Полная луна просвечивала сквозь верхушки пиний. В ее неверном свете сцена, развернувшаяся в саду, напоминала шаманский обряд.
При появлении Кадии, которая с криками бежала в авангарде нашей маленькой армии, бокки начали медленно расходиться. Очень медленно, как мед, лениво уступающий воткнутой в него ложке. Подруге пришлось остановиться и грозно потрясать битой, не сходя с места, иначе бы она просто врезалась в неохотно разбредающихся духов. Серая флисовая пижама Кад издали казалась доспехами.
– Ну-ка, пошли отсюда! Кыш! – подруга разгоняла бокки, как кур на ферме. Призраки слушались, как ни странно. Они уплывали прочь с таким колоссальным спокойствием, будто все было в пределах нормы.
Дахху подскочил к лежащему на земле пареньку. Возле того еще отиралось пара бокки, но Смеющегося это не смутило. Он прошмыгнул, предупреждающе приоткрыв ладони с бурлящим заклинанием, и был таков. Я выставила зонтик на манер щита и стала оттеснять запоздавших духов вбок. Кадия продолжала размахивать битой и сыпать проклятиями.