Шолохов
Шрифт:
Вот о Союзе писателей: «Провел с Шолоховым весь вечер. Основная тема разговора: что делать с Союзом писателей. У Ш. мысль: „Надо распустить Союз — пусть пишут. Пусть остается только профессиональная организация“».
Чуковский, наверное, вздрогнул — вслух еще никто не позволял себе усомниться в решении Сталина иметь Союз писателей и в нелегких стараниях Горького по его созданию.
…Наркомат обороны и Главное политуправление РККА обратились к армии с призывом: «Учить войска только тому, что нужно на войне, и только так, как делается на войне!» Увы, времени на превращение его в дело
Любимое Шолоховым издательство «Молодая гвардия» начало выпускать «Военную библиотечку комсомольца».
Писателя вызвали в Наркомат обороны и поздравили с присвоением звания полкового комиссара запаса, считай, полковника. В комиссарский зачет пошло многое: слава писателя, талант баталиста, истовый патриотизм, активная партийность.
Однако не спокойна его душа. Он догадывался, что армия войдет в неизбежную войну ослабленной. В будущем романе «Они сражались за родину» прозвучит такая мысль: «Как снег на голову, свалился тридцать седьмой год. В армии многих, очень многих мы потеряли. А война с фашистами на носу… Вот что не дает покоя!»
Германия. В эти же месяцы Гитлер изрек для генералитета: «Разгром Советского Союза… Тогда Германия стала бы неуязвимой…» В утвержденном «Графике „Барбаросса“» появилось предостережение: «Оценка русского солдата. Русский будет обороняться там, где он поставлен, до последнего».
На Дону, как и по всей стране, жизнь становилась лучше. Шолохов уже в начале лета любовался неплохо вызревающими хлебами. Видел, что прибавилось на выпасах колхозного стада. Заметно больше становилось в МТС тракторов и комбайнов. В магазинах стало с товаром поразнообразнее. Велосипедисты появились. Часы были не такой уж редкостью у казаков. Казачки по выходным принаряжались в фабричные обновки. В сельмагах не только керосин, но и книги…
В шолоховском доме с конца мая стоит детский галдеж — каникулы у Светланы и Александра, младшие радуются лету; Маше идет четвертый годик, Мише — шестой.
Шолохов, разумеется, ничего не слышал о плане «Барбаросса», а значит, и не знал о такой его директиве: «На юге — своевременно занять…» Это о донских землях. Зато знал тех, кто станет героями его военного романа как раз на этом донском направлении.
ВОЙНА: ПОБЕДЫ И БЕДЫ ПОЛКОВНИКА ШОЛОХОВА
Четыре «шпалы» в петлицах. На передовой. Молитвы для воюющих. Бомбардировка Вёшек. ЧП на аэродроме. Цензура и новый роман. Призыв к союзникам. Забота об опальных. Венгрия вспомнила. Победная расстановка понятий
Еще сумрачным было утро 22 июня 1941 года, когда взрывы, гибель людей разбудили припограничье огромной страны и это донеслось по секретной связи до Генштаба и Кремля. С немецкой педантичностью неотвратимо сработал сигнал германского верховного командования: «Дортмунд». Он возвестил: вперед! И советские границы были нарушены.
Глава первая
1941: ПОЛКОВОЙ КОМИССАР
В ночь на 22 июня верстали совсем мирную «Правду»: статья философа, заметки к юбилею Михаила Лермонтова, о советском циклотроне, о новой пьесе знаменитого тогда украинского писателя
Встречные телеграммы
Война конечно же давно уже предчувствовалась. Не зря в последней мирной «Правде» появился обзор печати «Трудовая доблесть и военная храбрость». Да только о фашизме — ни слова.
Шолохов признал, что замысел Сталина заключить с Гитлером договор о ненападении был отличным — удалось отодвинуть начало войны на год-два. И все-таки Гитлер перехитрил Сталина.
Первый день войны — 12 часов дня… Шолохов со всей семьей прильнул к радиоприемнику. Обращение ко всему народу. Но звучит голос не Сталина, а Молотова: «Советским правительством дан нашим войскам приказ — отбить разбойничье нападение и изгнать германские войска…»
В Вёшках не могли знать, что происходило на самом деле. Начальник германского Генштаба сухопутных войск Франц Гальдер это знал. «Общая картина первого дня наступления такова: противник был захвачен немецким нападением врасплох…» — внес он в свой дневник.
Шолохов поверил Молотову, но уже через пару часов прозвучал отрезвляющий Указ Президиума Верховного Совета «Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения». Тут-то и пришла пугающая догадка — из самого текста явствовало, что военное положение вводится не в «отдельных местностях», не только на Западе страны, но и в Москве, и на Дону.
Он воссоединил только что узнанное с тем, что знал по главной фашистской книге Гитлера «Моя борьба» (ему кое-что из нее переводил Клейменов): «Завоевание и колонизация областей на восток от Эльбы…»; «Умственный и моральный уровень широкой массы народа в России был страшно низок…»; «В России достаточно немногого… Только натравить необразованную, не умеющую ни читать, ни писать массу на верхний слой интеллигенции…»; «Мы объявляем непримиримую войну марксистскому принципу „человек равен человеку“».
Нет, Гитлер напал не для того, чтобы тут же отступать.
Второй день войны. Шолохов с утра на почте — из Вёшенской ушла телеграмма в Москву. Гриф — «срочная». То первый выстрел писателя по врагу: «Наркому обороны Тимошенко. Дорогой товарищ Тимошенко. Прошу зачислить в фонд обороны СССР присужденную мне Сталинскую премию… По Вашему зову в любой момент готов стать в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии и до последней капли крови защищать социалистическую Родину и великое дело Ленина — Сталина». Подпись: «Полковой комиссар запаса РККА, писатель Михаил Шолохов».
Третий день войны. Шолохов в райкоме — здесь его и попросили выступить перед станичниками. Пошел готовиться — знал, что от него ждут слова и писательски правдивого, и депутатски государственного. Он не может себе позволить, как у Молотова, легкомыслия, не для него пустые призывы. К обеду доставили «Правду» — углядел сообщение: «Митинг советских писателей». Выделено, что в столице выступили Фадеев, Павленко, Вишневский и немец-эмигрант Вилли Бредель. Всё без предчувствия правды, что быть войне — кто кого: на уничтожение. На последней странице: «Детская олимпиада художественной самодеятельности».