Шорохи
Шрифт:
На кухне у Джошуа Райнхарта Хилари очистила три крупные картофелины и поставила тарелку с ними на столик, где они должны были дожидаться своей очереди быть помещенными в микроволновую печь. Огромные бифштексы были уже почти готовы. Легкий ручной труд успокаивающе действовал на нервы. Тревоги отступили, хотя и не покинули ее.
Тони занялся приготовлением салата. Засучив рукава рубашки, он стоял рядом с ней возле раковины и чистил овощи.
Джошуа находился здесь же, на кухне, и звонил шерифу. Он рассказал Лоренски об изъятии крупных сумм со счетов Бруно Фрая в Сан-Франциско и о двойнике, который
Закончив разговор с шерифом Лоренски, Джошуа попробовал приготовленный Тони салат, поворчал по поводу жестковатой, по его мнению, редиски, сделал замечание Хилари насчет того, когда нужно закладывать в микроволновую печь картофель, а затем открыл две бутылки «Каберне», очень сухого вина от Роберта Мандави. На кухне с ним одна морока, подумала Хилари; впрочем, его суетливость и придирчивость больше забавляли, чем сердили ее.
Она сама поражалась, как быстро сошлась с Джошуа Райнхартом – всего за пару часов знакомства. Его отеческая манера, ворчливая честность, ум, интеллект и несколько небрежная галантность привели к тому, что она в его обществе чувствовала себя необычайно легко и в полной безопасности.
Они поужинали в столовой. Перед тем как сесть за стол, Джошуа сказал:
– Одно условие. Пока мы не доедим последний кусочек бифштекса и не выпьем последний глоток этого прекрасного вина, а также кофе и бренди, ни слова о Бруно Фрае.
– Согласна, – ответила Хилари.
– На все сто, – поддержал ее Тони. – Мой бедный мозг отказывается продолжать работу в этом направлении. Кажется, в мире есть и другие темы для разговоров.
– Бесспорно, – ответил Джошуа. – Но, к сожалению, многие из них так же безрадостны. Войны и терроризм, инфляция и новое пришествие луддитов, некомпетентные политики и…
– …искусство, музыка, вино, последние достижения в медицине и новые технологии, которые значительно облегчат наш быт – вопреки луддитам, – на одном дыхании проговорила Хилари.
Джошуа подмигнул ей через стол.
– Вы Хилари или Полианна?
– А вы Джошуа или Кассандра? – парировала она.
– Кассандра была права, когда предсказывала смерть и разрушения, – возразил Джошуа. – Но люди неизменно отказывались слушать ее.
– Что толку быть правым, если никто не верит?
– О, я давно уже оставил попытки убедить людей в том, что наш главный враг – правительство и что Большой Брат всех нас погубит. А также в тысяче других вещей. Мне доставляет удовольствие сознавать свою правоту, доказательства которой я нахожу в газетах.
– Ага, – поддразнила Хилари. – Вам все равно, даже если мир будет рушиться у вас под ногами. Главное – это иметь право гордо заявить: «Ну вот, я же говорил!»
– Ух! – вырвалось у Джошуа.
Тони засмеялся.
– Берегитесь ее, Джошуа. Не забывайте: она зарабатывает на жизнь, умело жонглируя словами.
Они еще три четверти часа беседовали о разных вещах, а потом незаметно для себя съехали на Бруно Фрая – задолго до того, как разделались с вином, не говоря уже о кофе и бренди.
– Что все-таки могла сделать Кэтрин, – начала Хилари, –
– Это тот самый вопрос, который я задал Лэтэму Готорну, – ответил Джошуа.
– Что он сказал?
– Не имеет понятия. Мне и самому до сих пор трудно поверить, что между ними были такие отношения. Ведь я много лет общался с ними обоими. Казалось, Кэтрин обожала его. А Бруно – так просто боготворил мать. Весь город считал ее святой за то, что она взяла ребенка, а вот теперь в этом поступке мне чудится что-то дьявольское.
– Минуточку, – попросила Хилари. – Что значит «взяла»?
– То, что я сказал. Она не допустила, чтобы мальчик попал в сиротский приют, а открыла ему свой дом и свое сердце.
– А мы-то считали, что он ее сын, – протянула Хилари.
– Приемный, – уточнил адвокат.
– Этого не было в газетах, – сказал Тони.
– Это было слишком давно. Бруно почти всю свою жизнь прожил как Фрай. Иногда у меня возникала иллюзия, будто он похож на Фрая гораздо больше, чем ее собственный ребенок, если бы он у нее был. У него были точно такие же, как у Кэтрин, серо-голубые глаза. И, уж во всяком случае, такой же суровый, замкнутый характер. Говорят, Лео так же сторонился людей.
– Если он был приемышем, – оживилась Хилари, – значит, у него все-таки мог быть брат-близнец.
– Нет. У Бруно не было брата.
– Как вы можете быть уверены? Может, она усыновила одного близнеца из пары?
– Это объяснило бы факт появления двойника, – поддержал ее Тони.
Джошуа нахмурился.
– И где же этот близнец пропадал все это время?
– Он мог вырасти в другой семье. – Хилари с жаром отстаивала свою гипотезу. – Возможно, даже в другом городе, другой части штата.
Джошуа покачал головой:
– Мог, но не вырос. Бруно был единственным ребенком.
– Вы уверены?
– Это абсолютно точно. Здесь все знают обстоятельства его появления в семье Фрай.
– Жаль, – вздохнула Хилари. – Если допустить существование близнецов, многое встанет на свои места.
Джошуа кивнул:
– Я и сам предпочел бы простой ответ. Поверьте, мне ненавистна мысль о том, чтобы пробивать бреши в вашей теории.
– А вы можете?
– К сожалению, да.
– Тогда попробуйте, – вмешался Тони. – Расскажите, откуда взялся Бруно, кто его настоящая мать. Возможно, все будет как раз наоборот – мы сами пробьем бреши в вашей истории. Возможно, она не так бесспорна, как вам кажется.
Постепенно ярость улеглась, и Бруно взял себя в руки. Немного постоял среди учиненного им разгрома и побрел обратно в спальню.
На кровати валялось зверски растерзанное тело женщины по имени Салли. Теперь, с опозданием, Фрай понял, что она – не Кэтрин, не новое воплощение его матери. Старая ведьма не могла воспользоваться телом Салли, пока жива Хилари Томас, – он совсем забыл об этом.
Но Бруно не чувствовал раскаяния. Пусть даже Салли не была Кэтрин, все равно она – одна из ее прислужниц, посланная ей на помощь Владыкой Ада. Салли – часть направленного против него заговора. Может быть, она и сама – оживший труп, один из монстров, которые никак не желают оставаться там, где положено. Одна из НИХ. Бруно вздрогнул. Он не сомневался в том, что она знала местонахождение Кэтрин, но так и не выдала тайну – и, следовательно, заслужила свою смерть. Впрочем, это даже трудно назвать смертью: ведь она все равно вернется – в новом обличье.