Шостакович и Сталин-художник и царь
Шрифт:
•
СОЛОМОН ВОЛКОВ
ШОСТАКОВИЧ И СТАЛИН
63
А на другой день художник и фотограф Александр Родченко, оплакивая конец авангардного искусства в России, одним из лидеров которого он был, записал в своем потаенном московском дневнике:
«Сегодня играли новый гимн композитора Александрова Очень интересный… Других нет.
Ведь не Шостаковичу же давать или Прокофьеву?
К тому же он «истинно» русский-Империя ложного реализма и сдирания…
Говорят, что
Что делать?
Шью колпак за упокой искусства, своего ивсех… левых…. • . ..
Господи и люди будущего, простите меня!
Что я жил не вовремя.
Я больше не буду…
У нас было жить очень скучно.
И зачем мы жили, все ждали, ждали и верили…
То, что мы сделали, это было никому не нужно».
Еще Георгии Федотов, один из самых проницательных наблюдателей и истолкователей сталинизма, в своем эссе, опубликованном в
парижском русском эмигрантском журнале в 1936 году, отметил поразительное сходство поведения Сталина как вождя с Николаем I: «Иные жесты его кажутся прямо скопированными с Николая I».
Это сходство, надо сказать, не бросалось в глаза. Скорее Сталин старался его замаскировать, Другое дело – такие русские самодержцы, как Иван Грозный и Петр I. Параллели с ними сталинского правления стали подчеркиваться в советской прессе и искусстве еще с довоенных лет. Известна язвительная шутка того времени – выходя с просмотра кинофильма «Петр Первый», выпущенного на экраны в конце 30-х годов (и впоследствии удое- * тоенного Сталинской премии), мальчик спрашивает отца: «А что, папа, все цари были за большевиков?»
Подобная новая политическая линия тогда многих ставила в тупик: ведь отношение к этим двум одиозным монархам у русских либеральных историков до революции, а уж тем более в первые годы Советской власти было, мягко говоря, не апологетическим. Например, Малая советская энциклопедия поносила Петра I за его крайнюю психическую неуравновешенность, жестокость, запойное пьянство и безудержный разврат. Не лучше отзывались и
1.|.1. ,..,,.., J ;,,… j
64
СОЛОМОН ВОЛКОВ
ШОСТАКОВИЧ И СТАЛИН
65
об Иване Грозном. Тон резко изменился, когда стали выходить – созданные по прямому указанию Сталина – книги, пьесы, фильмы об этих царях, восхваляющие и их политику, и их личности. Но Николай I по-прежнему трактовался с сугубой враждебностью.
Между тем политика Николая I определенно служила образцом для Сталина, причем именно в той сфере, которая нас интересует более всего, – в области культуры. Ни Иван Грозный, ни Петр I не уделяли много внимания вопросам литературы и изящных искусств, но Николай I уже не мог себе позволить их игнорировать (хотя, по замечанию графа Владимира Соллогуба, «пишущих людей вообще недолюбливал»).
Именно в царствование
России, вызывая все растущее противодействие либеральной интеллигенции1.
Сталин, хорошо знавший российскую историю, несомненно, много читал об этой знаменитой идеологической триаде. О ней писал весьма известный в предреволюционные годы плодовитый историк литературы Александр Пыпин, двоюродный брат кумира революционеров Николая Чернышевского. Пыпин даже выпустил об этом книгу – «Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов»; появившаяся впервые в 1890 году, она до 1909 года успела выйти четырьмя изданиями. В ней Пыпин объяснял формулу Уварова как некий бюрократический катехизис, который регулировал все формы социальной и культурной жизни России в эпоху Николая I. Интересно, что особенно негативно Пыпин комментировал третий догмат – «народность», считая, что это был просто-напросто эвфемизм, обозначавший поддержку статус-кво; для Пыпина то была извращенная «официальная народность», долженствовавшая служить оправданием самодержавного
Уже в 1841 году популярный критик Виссарион Белинский высмеивал эту формулу (правда, не в прессе, а в ироническом частном письме): «Литература наша процветает, ибо явно начинает уклоняться от гибельного влияния лукавого Запада – делается до того православною, что пахнет мощами и отзывается пономарским звоном, до того самодержавною, что состоит из одних доносов, до того народною, что не выражается иначе, как по-матерну».
66
СОЛОМОН ВОЛКОВ
ШОСТАКОВИЧ И СТАЛИН
67
режима. Вся эта теория, писал Пыпин, «сводилась к панегирику настоящего».
Но то, что гневало дореволюционного либерала, должно было быть милым сердцу Ста-лина, когда он в начале тридцатых годов задумал переход от прежнего, ленинского «пролетарского» государства – к «общенародному», под своей эгидой. Соответственно должны были смениться и идеологические вехи. Здесь основополагающая формула николаевской эпохи Сталину весьма пригодилась. Вообще его должно было многое привлекать и в царствовании, и в самой фигуре Николая I.
Конечно, как человек невысокого роста и вдобавок некрасивый (многие современники отмечали рябое лицо Сталина, его землистый цвет, низкий лоб), коммунистический диктатор должен был завидовать высокому, стройному красавцу императору. Но ведь высокий рост Петра Великого не мешал Сталину уважать этого русского царя. А с Николаем I его многое сближало – прежде всего проистекавшая из личного опыта абсолютная убежденность в предначертанности своей роли и полной незаменимости в руководстве страной.