Шотландия: Путешествия по Британии
Шрифт:
— Где я только не бывал. В Лондоне провел год. Слушай, парень, я так тебе скажу: чистая правда, лучше старого доброго Гэллоуэя ничего нет! Это факт! Ничего хорошего в этом Лондоне. Признаешь? Или ты, может, любишь Лондон?
Он уставился на меня с таким видом, будто только что обнаружил мое присутствие.
— Ну, ладно, — икнул он. — О вкусах не спорят.
Затем в его глазах загорелся веселый огонек, и он добавил почти дружелюбно:
— Нужно всякое разное, чтобы составить целый мир. Но я дело говорю.
— Налейте себе еще, — предложил я, чувствуя, что наступил подходящий момент.
— Ладно, пропущу стаканчик… Но я что тебе говорю. Ты когда-нибудь останавливался в меблированных номерах в Патни? Ну, сам знаешь, что они из себя представляют. Я
Он сделал паузу, осушил стакан, а я ждал, понимая, что сентиментальный поэт, который живет в душе каждого шотландца, вот-вот явится мне во всей наготе души.
— Мне вспоминались каменные рвы вдоль Мэйденпапа, да еще зеленые поля Моута. Ты соображаешь, о чем я?
Я испытывал к этому человеку искреннюю симпатию и в то же время ощущал неловкость, ведь подобные выплески чувств всегда вызывают смущение слушателя.
— Откуда они берутся?
— От взрывов на каменоломнях.
Все, эмоциональный порыв завершился. Теперь, что бы я ни сказал, даже если бы сделал еретическое предположение, что другие регионы Шотландии по красоте не уступают Гэллоуэю, его ничто не могло вернуть к прежнему вдохновению. Он превратился в угрюмого реалиста. Он не мог говорить ни о чем, кроме гранита! Со стороны разговор мог показаться чрезвычайно скучным. Но я видел: в данный момент мой собеседник напоминал орнитолога с фотоаппаратом, который после ночного бдения в кустах видит, как выводок покидает гнездо.
Единственное, что было интересного в его рассказе, — и я этого прежде не знал, — тот факт, что набережная Темзы сделана из гранита, добываемого в Далбитти. По-моему, он еще говорил, что нижние этажи маяка Эддистоун и ратуша Манчестера тоже выстроены из материалов с окрестных холмов. Но моя надежда, что я стану слушателем рассказа о страданиях уроженца Гэллоуэя в Лондоне, была сметена потоком индустриальной статистики. Так что я искренне обрадовался, когда зашли еще два человека и отвлекли моего собеседника, а разговор перешел на более общие и нейтральные темы.
Я пошел погулять по улицам Далбитти, который напоминал любой другой городок Гэллоуэя: недавно побеленные дома, все выметено, много строений из серого гранита. А еще я увидел за чертой города большой, глубоко прорезанный карьером холм. Словно череда разрушительных насекомых, люди обгладывали его до костей. Половина холма уже исчезла.
На вершине уцелело несколько деревьев, сбившихся в кучку, словно испуганные овцы, которые с ужасом смотрят вниз, на расширяющуюся пропасть. Из этого холма прибыли камни для набережной, по которой я столько раз проходил в счастливом расположении духа и в печали, глядя на темные воды Темзы, устремляющиеся к морю и мелкой волной оставлявшие легкие поцелуи на сером граните из Далбитти.
Курган Урра, который высится среди лугов в двух милях от Далбитти, представляет собой одну из наиболее заметных древних насыпей; считалось, что он относится к доисторическим или римским временам. Однако современные археологи полагают, что это памятник саксонской или норманнской эпохи; впрочем, они не вполне уверены в этом. Мне кажется весьма примечательным, что, благодаря беззаботности и неаккуратности, этим постоянным чертам человеческого поведения, подобные объекты не становятся местом раскопок, которые могли бы разрешить проблемы. Женщины постоянно теряют бусы, а римские коты обладали свойством современных собратьев бить вазы, и нет сомнений, что саксонские служанки так же часто роняли бьющиеся предметы, как и их коллеги много столетий спустя. Однако возникает ощущение, что люди, проживавшие вокруг этих курганов, были какими-то необычайно осторожными в отношении своей собственности или попросту обладали слишком малым количеством вещей.
Невозможно получить представление о кургане Урра по фотографиям или при беглом осмотре с дальнего расстояния. На него необходимо подняться. Это впечатляющая круглая или, скорее, овальная насыпь, состоящая из трех ярусов
Единственная примечательная черта кургана Урра — местная легенда о Роберте Брюсе, который странствовал безземельным изгнанником по Гэллоуэю. История эта утверждает, что как-то утром Брюс поднялся на курган Урра, со сбитыми ногами, усталый, и там его неожиданно встретил английский рыцарь сэр Уолтер Селби, бросивший ему вызов. Брюс вызов принял, и началась схватка. А потом случилось нечто крайне недостойное. Старуха, жена человека по имени Спротт, чья крошечная лачуга лепилась к склону кургана, оставила в стороне горшок с кашей и вышла наружу, чтобы посмотреть, что там за шум. Когда мадам Спротт увидела короля-беглеца в смертельной битве с неизвестным ей противником, она, как любая шотландка, решила присоединиться к сражению. Так что, не долго думая, она набросилась на англичанина; одни говорят, она ринулась вперед, словно фурия, ударив головой в живот, другие утверждают, что она схватила его за волосы. Мне вторая версия кажется более вероятной. Как бы то ни было, сэр Уолтер, который чувствовал себя в силах скрестить мечи с Брюсом, мгновенно уступил мадам Спротт. Он беспомощно рухнул наземь. Что бы ни говорили о Брюсе его враги, он был джентльменом. Он отказался — возможно, возмутив этим почтенную мадам Спротт, — воспользоваться преимуществом и добить упавшего рыцаря. Вместо этого он предложил вместе отведать кашу мадам Спротт. Оказавшись в доме, мадам Спротт продемонстрировала, какой упрямой и несговорчивой может быть женщина. Она поставила миску каши перед Боюсом и дала ему одну ложку, категорически не желая снабдить второй ложкой англичанина.
Традиционное предание гласит, что в благодарность за спасение Брюс обещал мадам Спротт участок земли, который она сможет обежать кругом. Мне кажется, что жизнь Брюса должна бы стоить дороже.
А теперь мой вариант истории, основанный на знании непреклонного характера жительниц Шотландии: полагаю, мадам Спротт устроила настоящий скандал, отказываясь давать англичанину ложку, оскорбляя его, ругаясь и ворча, громко фыркая, и поэтому единственный способ спокойно поесть и быть мало-мальски вежливым с сэром Уолтером заключался в том, чтобы избавиться от нее, отослав по какому-либо делу; а потому Брюс предложил старой леди пробежаться, обозначив участок земли в качестве дара, который бы преподнес ей король в случае успешного возвращения на трон Шотландии.
Насколько я понимаю, Спротт — не абердинское имя, так что его носители вряд ли были местными уроженцами, однако матрона мгновенно сообразила, что в предложении есть смысл, а потому помчалась, как сумасшедшая, вокруг соседских лугов. А тем временем Брюс — все еще вооруженный единственном ложкой — накормил сэра Уолтера ее кашей, а потом поел и сам. Весьма примечательная картина.
Исторический факт, что годы спустя Спроттам был выдан дар в виде двадцати шотландских акров земли, которая оставалась в собственности семьи на протяжении пяти сотен лет. У дара были следующие условия: каждый раз, когда король Шотландии будет проезжать по долине Урра, кто-то из Спроттов обязан преподнести ему миску каши.