Шотландская любовь
Шрифт:
Хелен только покачала головой.
– Туго будет нам без Мэг, – заявил Фергус, входя в кухню с первой кадкой сливочного масла в руках.
Он передал ее Гордону, чтобы тот определил ее в кладовую для мяса, где всегда было прохладнее.
Шона посмотрела на брата и улыбнулась тем воспоминаниям, которые пробудило его замечание.
– Мэг служила у нас кухаркой и рассказывала бесчисленное множество историй о Гэрлохе.
Шона бросила на Фергуса быстрый взгляд и удостоверилась, что он пока не собирается упоминать призраков.
Пусть пройдет еще несколько дней, прежде чем семейные
– Она отменно готовила. До сих пор помню ее пирожные, – добавил, входя в комнату, Гордон.
Улыбка Шоны сделалась чуть более натянутой.
Сколько раз она таскала для Гордона сладости, когда они договаривались о встрече! Сколько раз они кормили друг друга ими, и шоколадный или апельсиновый вкус оттенял их занятия любовью!
– Я умею готовить жаркое, – объявила она, в очередной раз оглядывая полки кладовой. – И печь лепешки. У меня получаются очень вкусные лепешки.
Лепешки она тоже носила ему тысячи раз.
У нее перестало урчать в животе, но появилась боль, такая острая, что Шона испугалась, что заболела.
Уходи. Уходи. Уходи.
– Но сейчас вы можете отобедать тем, что прислала миссис Маккензи. – Гордон показал на большую керамическую миску. – Здесь рис с рыбой – ее коронное блюдо.
Шона посмотрела на него: неужели не существует пределов его доброте, черт побери!
Хелен с улыбкой потянулась к миске. Продолжения разговора Шона не слышала просто потому, что сбежала из кухни. Она не пошла по черной лестнице, а намеренно двинулась в обход к парадной лестнице и, поднимаясь, изо всех сил старалась сконцентрироваться на каждой скошенной ступеньке. Лучше думать о чем угодно, чем о полковнике сэре Гордоне Макдермонде.
Этого человека она когда-то любила, обожала телом и душой, разумом и сердцем. Он делил с ней веселье и радость – и утешал, когда она плакала. С ним она не знала ни стыда, ни напряжения.
Этот человек тысячу раз умер в ее воспоминаниях, он не может вот так взять и воскреснуть. Она сама этого не позволит.
– Шона, с тобой все в порядке?
У подножия лестницы стояла Хелен, лицо ее выражало тревогу.
– Да, спасибо, – осторожно ответила Шона.
«Я хочу немного побыть одна». Нет, кажется, так слишком грубо.
– Мне нужно немного умыться.
И не важно, что у нее нет кувшина с чистой водой. В Инвернессе у них был котел для нагревания воды, но здесь, в Гэрлохе, все делалось по старинке, как и сто лет назад.
– О, прекрасная мысль. Принести тебе горячей воды? – спросила Хелен.
Шона улыбнулась. Интересно, Хелен заметила, что у нее губы дрожат? Она надеялась, что нет. Если ее компаньонка увидит брешь в ее самообладании, ей придется еще битый час доказывать, что с ней и вправду все нормально.
– Спасибо, это было бы чудесно.
Хелен ушла, и Шона закончила свое восхождение. Она прошла по коридору и остановилась у третьей двери. Эта дверь вела вовсе не в ту комнату, где они с Хелен спали.
Шона прижалась пылающим лбом к прохладному дереву, закрыла глаза и представила, что последних десяти лет в ее жизни не было, что ей семнадцать, ее родители живы и здоровы и никакие зловещие перемены еще не произошли в Гэрлохе. В те дни смех был ее постоянным спутником.
Она
Зимой и летом, весной и осенью она находила способ быть с ним. Мэг научила ее, как предохраниться от беременности, показала, где растут нужные травы, объяснила, как их заваривать. Когда Мэг умерла, Шона чувствовала себя так, словно во второй раз потеряла мать.
Она прижала пальцы к стеклу, закрывая Ратмор от глаз, склонила голову и прислушалась. Осенью ветер напоминал дыхание хвастливого гиганта, который обдувает Гэрлох со всех сторон, демонстрируя свою силу и удаль, но зимой его дыхание замирало, как будто пронзительный холод не давал прежде бойкому хвастуну даже вздохнуть.
В этот момент Шона чувствовала холод такой силы, что не могла даже сказать, снаружи он идет – или изнутри.
– Ты не перебарщиваешь со своей антипатией ко мне? – спросил Гордон у нее за спиной.
Шона закрыла глаза, гадая, хватит ли ей сил для этой стычки, и скрестила руки на груди. Решительно обернулась.
– Нет, не перебарщиваю.
– Твой обед остынет. Хелен сказала, что вчера ты почти ничего не ела.
А ему какое дело? Дальше будет больше. Он сам себя назначит ее опекуном, притворится, что она ему не безразлична.
Их разделяло всего несколько футов, но с тем же успехом это могло быть расстояние от Гэрлоха до Ратмора.
– Я поем, когда захочу, – ответила Шона, понимая, что говорит, как капризный ребенок.
– Когда я уеду?
Она молча опустила голову и снова отвернулась к окну.
Он не увидит ее слез. Никто на свете не увидит ее слез!
– Спасибо, – проговорила она, не оборачиваясь, ей не хотелось встречать его бесстрастный взгляд. – Спасибо за щедрость.
Ну вот она и сказала эти слова.
Прошло несколько секунд. Шона уверилась, что он ушел. Обернулась – и увидела, что он продолжает стоять там же, скрестив руки на груди, прислонившись к косяку. На лице его было выражение, которого она не смогла понять.
Она гордо подняла голову и расправила плечи. Они молча смотрели друг на друга.
– Шона? Я принесла воды.
Хелен, милая, дорогая Хелен! Спасительница.
– Мне нужно идти, – сказала она и направилась к двери.
Гордон не двинулся с места.
Ну почему он всегда застает ее врасплох? В Инвернессе она совершенно не ожидала его появления. Вчера – тоже. А сегодня он вообще увидел ее в самом неприглядном виде. И вот теперь она стоит прямо перед ним – в грязном платье, с испачканным лицом и какой-то тряпкой на голове.