Шоу для богатых
Шрифт:
— Заверял. Говорил, что разведется и уже жить без меня не может, но…
И она снова застыла в своей непроницаемости, уже на новом витке перемалывая в душе то, что ей даже вспоминать было тошно.
Ирина Генриховна исподволь посматривала на девушку. Сейчас бы самое время извинится перед ней за то, что полезла в ее душу, допить кофе да закончить на этом разговор, но она почему-то не могла сделать этого. В ней также колыхнулось что-то давно забытое личное, вспомнилось, как она, очертя голову,
«Господи милостивый, да неужто все это ушло в прошлое и уже никогда не вернется?»
Это она подумала про себя, а вслух спросила, стараясь оставаться предельно ненавязчивой:
— Ты не любила его?
Отрицательный кивок, собачье-тоскливое выражение глаз и угрюмо-понурое:
— Я же говорю вам, дурой была. У меня до него даже не было никого по-настоящему, а тут… Рестораны и дорогие подарки, крутая иномарка и водила-охранник, который предупредительно распахивает дверцу перед тобой…
— Короче говоря, — хмыкнула Ирина Генрихов-на, — вскружил девушке голову?
— Да, — уже более мягко улыбнулась Татьяна. — На фоне моих сокурсников Артур казался мне просто сказочным королем и рыцарем без страха и упрека.
— Особенно поначалу, — сочувственно и в то же время понимающе кивнула Ирина Генриховна. — А потом, когда узнала его получше…
— Что, у вас тоже было такое? — оживилась Татьяна.
— Было, — подтвердила Ирина Генриховна. — Пока не встретила настоящего короля.
— Это… это как понимать? — уставилась на нее Татьяна.
— Ну, не в прямом смысле, конечно, — улыбнулась Ирина Генриховна, — а человека, который лично для меня стал королем.
— И?…
— Родила ему дочь и никогда в жизни не пожалела, хотя за те годы, что прожили вместе, было столько всякого разного, что порой даже чуть ли не до развода дела доходили.
Ирина Генриховна замолчала, невольно подумав о том, с чего бы это она переключила разговор на себя, любимую, и как-то очень уж по-женски подвела черту:
— Вот так-то, девочка. А то, что ты своего Артура послала, так это же просто прекрасно. Как говаривал когда-то великий русский драматург господин Островский, не в деньгах счастье. Хотя, должна тебе признаться…
И засмеялись обе.
Вернувшись в «Глорию», Ирина Генриховна застала там Голованова, который играл с Бородатым Максом в шахматы, и вкратце пересказала свой разговор с девушкой Стаса, которую после кафе подвезла до метро. Замолчала, прислушиваясь к молчаливой реакции двух сорокалетних мужиков, и требовательно произнесла:
— Ну?
— Гну! — не очень-то по-джентельменски отозвался Голованов. — Информации как не было, так и нет.
— Однако, не скажи, — возразил ему компьютерный бог, у которого выиграть
— Ты имеешь ввиду этого богатенького козла, который запал на молоденькую капустку, то бишь на свежачка?
— Ну! — подтвердил Макс, по привычке запуская свою пятерню в бороду.
— И хочешь сказать, что этот самый Чижевский, осознав, что ему уже не вернуть по-хорошему эту молоденькую ягодку, и в то же время не в силах перенести свое поражение…
— Ну! — вновь буркнул Макс и, качнув бородой, подтвердил мысль Голованова.
— Исключено! — безапелляционно произнес Голованов, ставя на версии бородатого Макса жирную точку.
— Но почему? — искренне возмутился тот.
— Да потому, — попытался втолковать ему Голованов, — что этот самый господин Чижевский не такой уж дурак, чтобы идти на мокруху ради какой-то…
Он вовремя остановился, покосившись на Ирину Генриховну, однако не утерпел и все-таки закончил свою мысль:
— Пусть даже очень умненькой, красивой и молоденькой.
Замолчал было, рассматривая свои ногти, и негромко добавил:
— Если этот самый Чижевский действительно такой крутой… да ты хоть догадываешься, сколько он может прикупить на свое бабло таких вот красивых, умненьких да молоденьких, вместо того, чтобы завязываться на мокрухе?
И вновь словно точку поставил, на этот раз окончательно:
— Вот так-то вот! И нечего на этой разработке время терять. Пустышка!
— Не скажи, — возразил ему Макс, уже более серьезно теребя пятерней свою несчастную бороду. — Если он действительно запал на эту девчонку…
— Ты, видимо, меня плохо слушал, — перебил его Голованов. — Я ведь сказал, что не такой уж дурак этот господин Чижевский, чтобы идти на мокруху. А он, как мне представляется, действительно не дурак, если смог добиться определенных высот. И он должен был загодя просчитать, что милиция сразу же начнет отрабатывать версию убийства, как только станет ясно и понятно, что Стаса Крупенина уже нет в живых. И как только сыщики выйдут на эту самую Татьяну…
— А если он уже не мог справиться со своими чувствами? — негромко, как бы сама для себя, произнесла Ирина Генриховна, припоминая рассказ Савельевой. — И когда эта самая ревность подперла его так, что уже и дышать было больно?…
— Ну, а я о чем говорю? — поддакнул Макс.
— Чушь, чушь и еще раз — полная чушь! — все также безапелляционно заявил Голованов. — Все эти сопли — для изнеженных бабенок да невостребованных сопляков, которые любят копаться в своей душонке. А тут, судя по всему, многоопытный зверюга, и ему все эти ваши шкалики-моргалики…