Шоу для завистницы
Шрифт:
— Но ведь не твой сплетник ее убил.
— Не он, но из-за него все и произошло. Катя вообще считает, что это кто-то из моего окружения. То есть женщина, а если точнее — одна из моих телохранительниц.
— Да, представляю, каково тебе об этом думать!
Михаил трогает мочку уха и смотрит в одну точку. Надо понимать, он так думает.
— Знаешь, как бы я сделал? Взял бы личные дела своих сотрудниц… Сколько их у тебя?
— Осталось восемь… Нет, семь, одну из девушек забрала с собой Катя. В Страсбург…
— Значит,
— Если бы я это знала наверняка!
— Ты поймешь. Это только в детективах читатель или зритель до последнего момента не знает, кто убийца, а в жизни все гораздо проще. Ты сама догадаешься, кто смог бы это сделать, а кто не смог.
— Хорошо, я таким образом дела отсортирую. А потом?
— А потом ты станешь по одной вызывать к себе оставшихся и говорить им: я знаю, это ты распустила слух, порочащий мою фирму. Это болезненно для невиновных, но перед ними, в конце концов, можно и извиниться.
Однако такой расклад меня вовсе не устраивал. Даже дело не в том, что я плохая актриса и не смогу с ясным взором сказать человеку, что подозреваю его, а в том, что я не хочу вносить разлад в мое женское воинство. Подозрительность друг к другу, обиды разрушат его без возможности восстановления. Из-за одной паршивой овцы!
— Тебе мое предложение не нравится, — верно угадывает Михаил. — Наверное, я не прав оттого, что в мужском мире все гораздо жестче и прямее. Там частенько лежачего бьют, хотя народный фольклор уверяет, что этого не нужно делать. Женщин я всегда плохо знал, оттого, наверное, и влипал порой в самые неприятные ситуации.
Он мрачнеет.
— Из-за этого ты и меня теперь боишься? — высказываю я догадку.
— Не то чтобы боюсь, а как бы… — Он мнется и выпаливает: — Боюсь! У тебя такое героическое прошлое.
— В каком смысле?
— Ну там победы в международных соревнованиях, кандидатская диссертация, а я что, простой строитель.
— Не скромничай! Не такой уж ты и простой.
Он довольно смеется. Но потом оговаривается:
— Все равно ты — первая встреченная мной женщина, которая не благоговеет перед деньгами.
— А чего перед ними благоговеть? — удивляюсь я. — Они все равно так или иначе уходят, их все время надо зарабатывать, чтобы свой капитал пополнять. Все равно я думаю, что деньги, даже самые большие, не дороже жизни.
— Вот видишь! Выходит, мне и поразить тебя нечем.
— А ты меня уже поразил, — просто говорю я. — Тем, что ты, несмотря на свои деньги, умеешь веселиться, вовсе не бросая их на ветер, как другие богачи. Что ты порядочный человек, хороший товарищ… Хорошо целуешься…
— Не продолжай! — говорит он каким-то осевшим голосом. Обнимает меня и начинает целовать так, что я забываю обо всем. Даже о своих неприятностях.
Глава
Как мы оказываемся с Мишей в постели, я уже плохо помню. И больше не думаю ни о чем таком, что могло бы омрачить наши с ним нежные отношения.
Утром я просыпаюсь первой и потихоньку сползаю с кровати, стараясь не разбудить Михаила: пусть еще полчасика поспит.
— Уже уходишь? — спрашивает он сквозь сон.
Не удержавшись, я фыркаю: забыл, что он в моем доме.
— Ухожу, — соглашаюсь я. — Сначала в душ, а потом на кухню.
Он счастливо вздыхает и заворачивается в одеяло.
— А я еще пять минуток поваляюсь.
Душ я по привычке принимаю контрастный, хотя в какой-то момент мне не хочется лишаться этой упоительной расслабленности во всем теле.
Мое изображение в огромном зеркале подмигивает мне. Но потом в момент меняет веселую ухмылку на озабоченную.
— Радуешься? Между прочим, ночь прошла, а проблемы остались!
«Потом, — говорю я самой себе, — потом! Позволь вначале покормить моих мужчин, отправить их — кого в садик, кого на работу, а потом уже заниматься проблемами».
Сегодня у меня на завтрак блинчики со сметаной и смородиновым вареньем. В прошлом году я заморозила в холодильнике килограмма три черной смородины, а теперь достаю пакеты, пропускаю смородину через мясорубку и слегка провариваю с сахаром — отличное варенье на скорую руку посреди зимы.
Блинчики я тоже не пеку сама — в будние дни это довольно хлопотное занятие, потому я лишь в три-четыре раза складываю кусочки тонкого лаваша и обжариваю на сковороде. У меня уйма подобных рецептов на скорую руку, так что порой Катя, если у меня в очередной раз остается с ночевкой Дима, ревниво спрашивает:
— Что ты там за особо вкусные блинчики с вареньем готовишь по утрам? Это же надо часа на два раньше вставать.
Я охотно делюсь с подругой своим рецептом на скорую руку, и она всякий раз при этом советует:
— Чего бы тебе не выпустить книгу для работающих женщин, у которых обычно мало времени на приготовление пищи?
— Разве я могу быть уверенной в том, что это до меня уже не придумали? — пожимаю плечами. — Просто мы не успеваем прочитывать все кулинарные книги, которые для нас выпускают подлинные специалисты… Да и есть ли у меня время их читать?
Понятно, мальчишек мой завтрак устроит, а вот моего парня — не знаю. Вдруг он привык завтракать более плотно? Приготовив все на столе, я иду будить мальчишек, а заодно и Михаила Ивановича.
Начинаю со старшего. У него есть еще минут десять, чтобы принять душ. Или он поедет домой — ведь у меня нет мужских лезвий, а он, может, захочет побриться.
— Миша, — зову я его, остановившись в дверях. Догадываюсь, что будет, стань я поближе.
Он уже проснулся и смотрит на меня призывно.