Шоу на крови
Шрифт:
Гарик с ребятами долго потом вспоминали страшную собаку и гадали, кто же это мог выгуливать такого зверя во дворе.
Вера нечасто пользовалась даром наведения образа себе на пользу. Разве что для лечения, когда нужно быть с пациентом на одной волне. Но при случае могла, не задумываясь, «включить» любую внешность и в этом образе пройти в любые двери.
Внутри музея она тихо влилась в очередную экскурсию Флоры Элькиной. Та рассказывала о художниках, причем так, будто сама к ним принадлежала.
— Нам было так трудно! Дзикие времена для духовного творчества,
Инквизиция, грабицэльские крестовые походы и войны. Рабовладзэльчество. Средние века… По существу, мы только разрабаццывали язык живописи. Мы не ушли далеко от формальных иллюстраций сюжетов о полной труда жизни, постоянных войнах, борьбе за власць, убийствах, эпидземиях… Но потом мы оторвались от массового зрицеля и стали доступны лишь немногим…
Веру рассмешила экскурсия Фауны, и она, улыбаясь, отправилась к смотрительницам. Все это время атипичный художник Наливайко торчал неподалеку и прислушивался. И потом, когда Вера целенаправленно обходила смотрительниц, трех старушек-подружек, он бродил за ней. Пришлось в паузе и с копиистом потолковать, послушать его наивные секреты… Бабульки-смотрительницы интересовали психотерапевта тем, что могли видеть или слышать больше молодых музейщиков. Старость обладает большим запасом внимания к жизни. Лученко давно профессионально интересовалась стариками. Сразу после мединститута она работала в ординатуре больницы имени Павлова, в геронтопсихиатрическом отделении. Первые свои практические уроки она получила там, наблюдая и впитывая. Этот бесценный опыт очень помог ей в дальнейшем врачебном пути. По мнению Веры Алексеевны, со стариками работать было крайне полезно для понимания других разновозрастных пациентов.
Смотрительницы сначала боялись разговаривать с экспертом, опасаясь начальства. Но эту стену Вера легко преодолела, понимая, как себя с ними вести. Завела разговор о пропавшем американце. Маркофф исчез? Старушек это не удивило. Они все еще помнили то время, когда люди исчезали десятками, и никого это не смущало. Тут Вера мастерски перевела разговор на них самих. Каждая из трех смотрительниц прожила большую жизнь. Каждая считала свою самой интересной и охотно рассказывала о ней другим музейным сотрудникам. А еще охотнее они излагали свои истории свежему слушателю. Получались целые повести и даже романы.
Вера присматривалась к ним, стараясь понять их сущность. Бодрая старушка Неля Михайловна Юдина смотрела на Веру строгими глазами контролера. Ее зал был первым, куда попадал посетитель музея. Юдина надрывала билеты. И взгляд ее с годами приобрел компостирующий эффект, строгий и вопрошающий, как на военном плакате: «Ты — купил билет в музей?!» Словно крохотный старый солдатик-недомерок, с короткой стрижечкой и кнопочным лицом, с круглыми глазками, носом-пуговицей и вдавленным ртом, она олицетворяла охраняющую функцию.
Очарованная Верой, Неля призналась, что видела покойную хозяйку музея. Снова речь зашла об ангеле-хранителе. По словам Юдиной, Прасковья Николаевна Воскресенская появилась
— Не положено в музей с собаками! — решительно обратилась к незнакомке строгая смотрительница.
— Знаю, милая, что не положено. Но куда ж я ее? На улице мороз, холодно! Нельзя мне ее оставить. Замерзнет, — прошептала синими губами старушка.
Очень удивилась Неля Михайловна. И даже не столько тому, как удалось этой пожилой даме пройти в экспозицию с псиной, сколько сообщению о времени года. Юдина была женщиной реалистичной и просто терпеть не могла, когда кто-то передергивал факты. Поэтому она очень даже резко сообщила мерзнущей дамочке:
— Как мороз? Теплый октябрь на дворе! Вы, гражданка, в своем уме?
— Нет, голубушка, вы ошибаетесь. На дворе зима. И скоро Ярослав Михайлович с Дальнего Востока приехать должен.
«Ну что ты с ней будешь делать? — подумала Юдина. — Мало того что сбрендила и осенью зиму объявила, так еще какого-то Ярослава Михалыча с Дальнего Востока приплела». Тут она вздумала глянуть в окошко и вздрогнула. На улице и вправду было белым-бело. Снег чистый, пушистый и нежный, как котенок, лежал на аллеях парка и на деревьях. Старушка Юдина почувствовала настоящую зимнюю зябкость. А Воскресенская все свое толкует.
— Красивая печечка, правда, милая? Изразцовая! Я ведь неспроста ее задумала. К приезду мужа…
— Ведь у нас центральное отопление?.. — то ли спросила, то ли вспомнила смотрительница Итальянского зала. Она попыталась отыскать в музейной полутьме батареи, но не нашла.
— Ярослав Михайлович — главный уполномоченный Красного Креста. Приедет из поездки холодный, промерзший, а у нас тут — печка-печенька! — с гордостью сообщила Прасковья Николаевна.
Тут смотрительница почувствовала, как жарко вдруг стало в натопленной комнате. Жар этот шел от изразцовой печи. Каждый фаянсовый квадратик излучал тепло. Заслонка печки отодвинулась, и из жаркого пламени вылетел… Кто бы вы думали? Нет, вовсе не черт! А милиционер этот, Ромка Гаркавенко, гаркнул над самым ухом: «Не спать! Замерзнешь!!!» И расхохотался… Открыла глаза старушка Юдина, а незнакомки нет. Растворилась. Уже потом она догадалась, что это была хозяйка музея. Другие смотрительницы тоже подтвердили, что лично видели «ангела-хранителя». Но Юдина никому не рассказывала. Может, и приснилось… Затем она гордо сообщила, что за пять лет работы смотрительницей ни разу не была на больничном. Такое вот крепкое здоровье.
В какой-то момент эксперт спросила:
— Ходят разговоры, что музей могут передать в частные руки. Вы слышали об этом, Неля Михайловна?
— Начальству виднее, — уклончиво сказала Юдина.
— Но ваше мнение?
— Музэй — это же очаг культуры, и он должен быть в руках государства. А если усе это попадеть у руки олигархов, они усе растащать, разворують. Карманы набьють, и готово! — Она увидела входивших в зал посетителей и заторопилась отрывать контроль.