Шоу в жанре триллера
Шрифт:
Он поднялся наверх, в гараж. Закрыл люк, навалил на него всяческий хлам. Ничего не слышно, никто никогда не догадается, что под домом есть настоящий бункер, в котором он держит своих жертв.
Нужно только еще немного подождать. В доме он прошел в комнату, где хранились немногочисленные фотографии дочери. Вот она вместе с ним и матерью. Ей полтора года. Вот они на море. Тут она изображена с ранцем и цветами, первый раз в первый класс. Бог лишил его всего этого. Почему он не может взять на себя функции бога и лишать других родителей всего, что
В доме было холодно, его не заботил комфорт. Он прошел на кухню, достал из холодильника немного черствого хлеба, вареное яйцо и кусок сыра. Девчонке должно хватить. Она и так ослабела и не сможет сопротивляться, когда он позволит ей выбраться из колодца и унесет ее в спальню.
Он посмотрел в темноту за окном. В его душе царили такие же потемки. Все очень сложно и запутанно. Он не был жестоким, иногда ему было даже жаль девочек. Но так нужно. Они должны умереть. И в этом виноват не он. В этом виноват бог, который допускает, чтобы он убивал их.
Холодные лучи апрельского солнца озарили здание центральной больницы Варжовцов. После несчастного случая с Юлианой Понятовской прошло около двенадцати часов. Я находилась в коридоре около палаты, где разместили Понятовскую.
Сначала все решили, что Юлиана, как и тот артист, которому размозжило голову, мертва. Потом кто-то заметил, что Понятовская дышит. Через несколько минут прибыла «Скорая», Юлиана попала в больницу. Жену режиссера взял под контроль главный врач, ей отвели лучшую палату, и я не сомневалась, что она выживет.
Михасевич, постаревший, молчаливый, сидел около палаты, обхватив голову руками и уставившись в пол. Он молчал с тех пор, как врач сообщил, что нужно провести детальное обследование его жены, чтобы установить, нет ли у нее серьезных повреждений.
Я и не пыталась успокоить Марка, все равно это ничего бы не дало.
Дверь открылась, появился усталый врач. Михасевич подскочил. Врач улыбнулся, увидев известного режиссера.
– Как она? – задал единственный вопрос Марк.
– Могу вас обрадовать, у Юлианы Генриховны ничего серьезного, – ответил врач. – Множественные синяки и ушибы, но через неделю все пройдет. Думаю, нелишним будет курс витаминотерапии, а в целом…
Михасевич, который ожидал смертельного приговора, не мог поверить своим ушам. Режиссер раскраснелся и робко произнес:
– К ней можно?
– Пока только вам, – сказал врач. – Юлиана Генриховна сказала, что хочет видеть дочь. А остальным придется подождать, – сказал он, обращаясь к немногочисленным представителям съемочной группы, которые ожидали новостей в холле больницы.
Михасевич вбежал в палату, дверь за ним захлопнулась.
– Ну вот, а все так боялись, – протянула секретарша Зоя, сидевшая рядом со мной.
Пока о состоянии Понятовской не было никаких известий, она спокойно читала газету со сплетнями из мира шоу-бизнеса. Теперь же Зоя стала чрезмерно суетливой.
– С Юлианой всегда так, – произнесла она. – Прям по Вильяму нашему Шекспиру –
– Что вы хотите этим сказать, Зоинька? – ласково спросила я.
Мне вспомнилось выражение лица секретарши, когда конструкции обрушились на Понятовскую и та, вся в крови (как потом выяснилось, не собственной, это была кровь убитого актера), до натурального походила на мертвую. В глазах Зои сквозили радость и торжество. Сейчас ее глаза были потухшими и безжизненными.
– Ничего не хочу, – ответила Зоя. – Я просто думаю вслух, Серафима Ильинична. Ведь тот, кто посылал ей письма с угрозами, привел их в исполнение. Какой же это несчастный случай, у нас все только и говорят о том, что это попытка убийства. А раз так, то… Убийца все-таки добьется своей цели, если Юлиана выжила, то это ненадолго. А его, этого анонимщика, никто так и не нашел!
– Или ее, – добавила я осторожно.
Зоя, закашлявшись, отвернулась. У меня создалось стойкое впечатление, что секретарша боится. Почему? Разве она как-то причастна к произошедшему?
Зоя, тихая секретарша, любящая подслушивать разговоры хозяев. Зоя, которую Понятовская взяла к себе на работу, чтобы продемонстрировать бывшей подруге: я добилась славы, денег, у меня есть гениальный муж и чудесный ребенок, а ты – моя прислуга. Зоя, которая тяжело переживает успех Юлианы и ее обеспеченную жизнь с Марком.
Приоткрылась дверь палаты, веселый Михасевич выглянул и помахал мне рукой:
– Госпожа знаменитая писательница, подойдите сюда. Мы хотим поговорить с вами!
– Императрица желает видеть вас в своем будуаре, – съязвила Зоя. – Такое впечатление, Серафима Ильинична, что Юлиана сама организовала весь трехгрошовый цирк, дабы находиться в центре внимания.
Я прошла в палату. Понятовской была предоставлена палата люкс, причем, как сообщила всезнающая Зоя, совершенно бесплатно: ее мужа любили и уважали в Варжовцах, Марк часто жертвовал значительные суммы на приобретение необходимого медицинского оборудования и считался меценатом и ангелом-хранителем.
Юлиана, немного бледная и вялая, но продолжающая играть роль чудом вырвавшейся из лап смерти, полулежала на широкой кровати. Режиссер в смущении стоял около нее, держа Понятовскую за руку.
– Марк, как ты мог! – капризным тоном произнесла она. – Что ты с ним сделал!
Она обратилась ко мне:
– Серафима Ильинична, это правда? Марк только что рассказал мне, что избил несчастного полицейского, который был приставлен, чтобы охранять меня. Ах, Марк!
Девочка немного переигрывает, решила я. Ей не следует то и дело повторять «Ах, Марк», но, похоже, Юлиане до чрезвычайности нравилась (и Зоя в этом права) суета вокруг собственной персоны и проявления обожания со стороны Михасевича. Ну что сказать: мужчины – слепцы, в особенности когда речь идет о таких милых симулянтках, как панночка Юлианочка.