Схождение в ад (сборник)
Шрифт:
Розничный магазинчик в Карлсхорсте являл собою лишь вершину айсберга тех Мишиных свершений, за которыми маячила коррумпированная верхушка лиц с золотыми погонами.
Полуспившиеся прапорщики, возившие за десять–двадцать марок взводы солдат для отоваривания в магазинчике, рентабельности основному бизнесу не делали. Зато, приходя в знакомые кабинеты армейских хозяйственных чиновников, Михаил подписывал контракты на снабжение частей продуктами и промтоварами, цена на которые устанавливалась произвольно и без каких–либо дискуссий. Чиновник распоряжался безликой, однако реальной безналичной суммой, необходимой для тех или иных закупок, не задаваясь вопросом,
Таким образом, бюрократические традиции развитого социализма находили свое абсолютное соответствие хищным принципам капиталистического мировоззрения, порою заставляя Михаила вспоминать лукавую философскую формулировку: " в дьяволе Бог ", что являлась неверной концепцией, ибо Бог — Богом, а сатана — сатаною.
Впрочем, Миша молился исключительно на денежные знаки, философией и какой–либо верой себя не утруждая.
С другой стороны, благоденствуя, забыв прошлые беды и мытарства, испытывал он порою неясную досаду, ибо благополучие свое строил на офицерских и солдатских грошах, как и жлобы в генеральских мундирах, что когда–то, как ни удивительно, тоже были бедными лейтенантами…
Факт, что его обирают, был известен каждому здешнему солдатику, считавшему таковое положение вещей вполне естественным, что уяснил для себя Михаил из бесед с рядовыми автотранспортной, к примеру, роты, сливавшими ему за полцены в «Мерседес» казенный армейский бензин.
Таким образом, армия, как большая откормленная акула, имела на брюхе своем множество прилипал, которым суждено было сгинуть, как только рыбина уйдет в неблагоприятные, холодные воды…
Немало Мишу озадачивала та перемена в сознании не только военных, но и вообще практически всего бывшего советского народонаселения, что случилась в короткие годы, когда прежние понятия наживы и эксплуатации, считавшиеся несомненно преступными, стали вдруг естественными критериями повседневности. Постулаты коммунистической идеологии, зачастую несшие в себе толику бесспорного гуманизма, были с легкостью отринуты и преданы осмеянию, как и многие несомненные достижения советской истории, за которыми стояла кровь, труд и часто — заслуживающий уважения энтузиазм, чьи корни были духовны, а не материальны.
Отчего же так произошло? Отчего миллионы и миллионы людей столь просто отвергли весь прошлый смысл своего существования? Или точно также христианская Россия когда–то отказалась от Бога, подчинившись с покорностью и восторгом бесовским мероприятиям большевиков, топившим иконами печи и использующих храмы под картофельные склады?
Здесь, в Берлине, очень редко кто из так называемых наследников боевой славы отцов и дедов, всерьез задумывался, сколько было положено жизней, прежде, чем над цитаделью умного и безжалостного врага взметнулся флаг Победы. Данный факт мало кого интересовал.
И неужели, думал Миша, прошлая кровь оплачивается сегодняшней твердой валютой?..
Но то, конечно, были мысли праздные и высказывать их комулибо вслух попросту не стоило, ибо ничего, кроме недоумения, вызвать они у собеседников–прилипал не могли.
РОЛАНД ГЮНТЕР
Он проснулся в спокойной уютной тьме, и долгое время лежал без движения, понимая обреченно, что сегодняшний день — начало уже другой жизни, а к прошлой возврата нет, он сам перечеркнул ее — твердо и навсегда.
Оперевшись на локоть, подтянулся к
Лужи выпарило солнце, беззаботный весенний день сиял над Берлином, на булыжной мостовой играли детишки,и абсолютно не верилось, что где–то рядом грохочет война, а его, Роланда, разыскивает гестапо, уже наверняка обнаружившее и машину, и покойного штандартенфюрера Краузе…
Рядом с домом, цокая подковами сапог по серому булыжнику, прошелся полицейский патруль, и Роланд инстинктивно отпрянул от окна: ему показалось, что офицер заметил щель между рамой и тканью светомаскировки…
Встав с постели, он замер, прислушиваясь, не донесется ли сейчас требовательный стук в дверь, означавший то страшное, о чем он не решался даже задуматься…
Пронесло. Никто не заметил ничего подозрительного, патруль прошел мимо, и Гюнтер, подставив словно опаленное жаром лицо под струю холодной воды из крана, понял, что страхи напрасны, и вряд ли кому взбредет в голову заглянуть в этот покинутый хозяевами дом.
Он зажег свечу и отправился в подвал, где обследовал запасы продуктов.
Помимо бочек с вином и пивом, в подземелье имелся изрядный запас консервов, картофеля, а подвешенные под потолок свиные копченые окорока приятно обнадежили Роланда в возможности пересидеть в таком убежище, если потребуется, долгие месяцы.
Он плотно позавтракал, выпил пару бокалов вина, и вновь провалился в сон, а проснулся уже поздним вечером от далеких взрывов — город опять бомбили.
Зажег свечу, послонялся бесцельно по комнатам, а после открыл портфель Краузе, вытащил толстенные блокноты с записми, сделанными бывшим начальником и — погрузился в их изучение…
Впоследствии он не раз спрашивал себя, жалеет ли, что коснулся этих проклятых рукописей?..
И — не находил ответа. Но время, проведенное в кромешной тьме заброшенного дома, запомнилось ему навсегда. Собственно, он и не ощущал никакого течения времени…
Горели свечи, озаряя неверным мечущимся светом страницы, плотно исписанные штандартенфюрером — черным магом, знавшим такие секреты третьего Рейха и СС, что ежеминутно изумляющемуся внезапными открытиями Роланду приходилось, справляясь с оторопью, то и дело прикладываться к алкоголю, и тяжелое пьянство, перемежаемое сном и чтением, стало своеобразным его бытием, чья ирреальность была заполнена таинственными, однако явно, как казалось ему, зримыми образами далеких миров и населявших их сущностей, питавшихся тонкими материями земных человеческих страданий.
Он не пытался постичь аспекты самой магической практики, детально описанные Краузе в своих дневниках; оккультные науки, о которых ему было известно лишь в общих чертах, как и большинству людскому, представились теперь пирамидой столь сложного и утонченного знания, на освоение которого, под неусыпным руководством искушенных наставников, требовались долгие и долгие годы.
К тому же он понял, что магическая сила даруется лишь редчайшим избранным, остальные же могут ее лишь заслужить.
Ритуалы, чье проведение зависело от фаз Луны, искусство релаксации и созерцания Таро — древней иероглифической книги, когда–то появившейся в Египте, секреты Каббалы; мирской, нравственный и божественный треугольники; столпы милосердия, строгости, нежности и сефироты, их составляющие; цвета «королевской шкалы», связанной с миром Брийа — эти понятия, как сотни и сотни иных, предназначались для образованных посвященных, и в подобные детали он, бывший младший офицер СС Роланд Гюнтер, самостоятельно вникнуть не мог.