Шпага, честь и любовь
Шрифт:
Мейкдон сделал вещь, пока невозможную для забинтованного офицера — похлопал в ладоши.
— Браво! Тогда и начнётся игра за Майрон. Если она первая сделает ход и получится осечка, я казню её в полном праве и без сожалений. Если её удастся покушение, то не смогу более услаждать вас своим обществом. Допускаю, что вы к тому времени всё ещё останетесь живы, несмотря на слишком бойкий характер.
— Надеюсь. Но, как я понимаю, до сего момента была прелюдия. Что же явилось действительной причиной навестить узника?
— Любопытство, тей. Чрезвычайно интересно узнать
— Ответ вас удивит. Я сам не знаю ответ на этот вопрос.
— Как это? — нахмурил бровь Мейкдон. — Вы, конечно, вправе не отвечать, но хотя бы в благодарность за добрые вести о Тероне…
— Которые так или иначе меня бы скоро настигли. Нет никакого секрета, синьор, как и нет всеобщего метода для обучения полёту каждого червя. Лама показал мне один приём, я опробовал его на Марке Тэйлсе, и прогресс очевиден. Но Марк летал и раньше, только плохо, с ленцой.
— Ясно, — кивнул герцог. — Даже если вы вдруг поможете трём-четырём десяткам горе-летунов, в масштабе империи ничто не изменится.
— Вы правильно поняли.
— И у нас остаётся единственный путь: техники и передовой экономики. Что же, спасибо, что уделили немного своего драгоценного времени. Выздоравливайте и выходите на свободу.
Лязгнула дверь.
Странный визит. Алекс рассчитывал на очередную попытку перетянуть его в лагерь фиолетовых, где существует правильное представление о причинах неурядиц в стране, но служат бесчестные люди и применяются негодные методы. Герцог воздержался. Ждал, что узник сам попросит о помощи?
Это невозможно. В бывшем мире далай-ламы Алекс увидел, куда приведёт подобный путь: люди озабочены подсчётами выгоды, дороги заняты техникой, а рыцари шпаги остались только на картине и в легенде. Если так, то нужно сделать всё, от него зависящее, чтобы Икария как можно дольше не превращалась в империю счетоводов. Как минимум — ни о чём не просить Мейкдона, держаться подальше от его слуг и Эльзы.
Забеспокоила рана. Скорее всего, она не опасна, но чертовски неприятна. Что рассказывал лама о необычных способах использования Силы? Можно направить её в очаг болезни или травмы.
Опробовав совет, тей едва сдержал болезненный вопль, ему показалось, что в бок ударила шрапнель. Вторая попытка, крайне осторожная, вызвала прилив тепла. Так он баюкал свои раны, пока в камеру не набилось сразу трое посетителей, и в одиночке стало тесно.
Его почтили визитом Ториус Элиуд, Деметр Иазон и крайне смущённый Марк. Последний прямо с порога закричал, не смущаясь присутствия старших по званию и положению:
— Друг! Только не думай, что я позвал стражу, это лекарь постарался. Полиция бы и Терона унесла, но тот уж совсем плох был. Выживет!
— Извольте немного успокоиться, легионер, — оборвал его Ториус. — Начнём с ареста, тей Алайн. Мой коллега Иазон удручён обвинением, выдвинутым полицией в адрес Терона Мея, который якобы вызывал вас на дуэль и сам чуть не был убит.
— Вы же знаете полицию, — подыграл Алекс. — Им всюду мерещатся правонарушения. Мой друг и бывший коллега просил продемонстрировать приёмы фехтования, виденные
Тот чуть не упал от неожиданности. Его друг, всегда прямой, непоколебимый, бессовестно соврал, не напрягаясь ни на секунду. Конечно, это ложь во спасение Терона, да и элит-офицеры догадываются о правде, но… Новый Алекс — другой. Вопрос только, куда заведёт новая мораль.
Старшие офицеры прекрасно её приняли.
— Готов заключить, что прим-офицер Мей пострадал по собственной неосторожности, поэтому у столичного легиона нет никаких претензий к императорской гвардии, — с облегчением провозгласил Иазон. — Теперь, Маркус, оставим гвардейцев, нам их опасные тайны ни к чему.
Алекс рассказал Ториусу ту же версию, что и фиолетовому герцогу: средство есть, но слабое и не универсальное.
— Что же, отрицательный результат — тоже результат. Значит, империю ждут перемены. Я похлопочу о вашем освобождении.
Тюремно-полицейский механизм сработал медленно, и до прощания с этими гостеприимными серыми стенами Алекса осмотрел врач городской каталажки, аккуратно отделивший повязки. Он явно не был осведомлён об условиях ранения и выговорил своё возмущение:
— Соблюдайте чистоту, молодой человек! Вон, прорехи от чьей-то шпаги уже затянулись, значит, с дуэли прошло недели две, а то и три. А вы не удосужились поменять сорочку! Так и завшиветь недолго до суда. Стыдно.
Значит, пожар в боку был не зря. Редко когда заключённые покидают тюрьму в столь замечательном состоянии здоровья.
На третий после ареста день фалько-офицера без извинений выставили на улицу. Естественно, без единой монетки, чтобы нанять извозчика — полиция, подбирая бессознательное тело, не допускает осечек и обирает до нитки. Спасибо, что револьвер оставили, а шпага… Или брошена в доме Евы, или Марк сохранил.
Делать нечего, до казарм остаётся идти пешком. Ноги сами понесли к легионерской.
Странно. Среди имперских гвардейцев есть достойные офицеры. Но ни с кем не возникло дружбы. Марк, Горан — оба остались в отнюдь не элитном столичном легионе. Марка, возможно, удастся перетянуть под своё начало, как только подтвердит полётный минимум, но прежний учитель — вряд ли. Один Иазон в состоянии терпеть строптивца.
Алекс не знал, что так часто бывает. Настоящими друзьями мы называем лишь тех, кто начинал с нами с азов. Жизнь разбрасывает в стороны, редкие встречи заполнены бесконечными «а помнишь?», «а как тот?», «он ещё жив?», и так до утра, пока не опустеют солидные запасы вина. Потом каждый забивается в свою щель, окружённый приятелями, знакомыми, коллегами. Но не друзьями. И мучительно хочется лететь на трофейном дирижабле в атаку на превосходящего численностью противника, когда верный Марк с револьвером в руке отвечает за лояльность пилота-ренегата, а Горан командует летучим отрядом и зорко приглядывает за коварными фиолетовыми. Неужели для счастья не хватает новой кровопролитной войны?