Шпага чести
Шрифт:
Эти слова возымели магическое действие. Все обступили Друзенкова, засыпали его вопросами, главным из которых был: «Когда же мы приступим к полетам?»
— Сначала изучим самолет, инструкции, наставления…
— Какой самолет?
— Какой выберете, облюбуете.
— Нам предоставят это право?
— Уже предоставили.
— Так пошли выбирать! — завелся Бизьен.
— А как же Люси?
— При чем тут она?
— Хотите еще и нос отморозить?
Ив
— Так что же мы, пока не спадет мороз, из казармы на свет божий не вылезем?
— Вылезем, вылезем, только сначала оденем вас как следует. А сейчас — отдых. Осваивайтесь, устраивайтесь, располагайтесь. На ужин вас пригласят.
Друзенков ушел, а французы, успевшие проголодаться, дали волю воображению.
— Нам подадут красное вино, сыр, луковый суп, крокет из сельдерея, — глотая слюнки, объявил Ролан де ля Пуап.
— Еще моллюски в рыбном соусе, — добавил Дервиль.
— А вместо чая — настой из мяты или ромашки. Любимый напиток маркизов, — съязвил Бизьен, намекая на происхождение Пуапа.
Тот собирался отразить этот выпад, но раздался спокойный, рассудительный голос Тюляна:
— Урезоньтесь, ребята, вы, вероятно, забыли нашу пословицу: кто рассчитывает на чужую похлебку, рискует остаться со своим хорошим аппетитом.
Он как в воду глядел.
На ужин не было подано ни французских, ни русских разносолов. По нескольку ложек гречневой каши-размазни да по одной тощей котлетке. Ограниченно — серый хлеб, неограниченно — чай.
Французы не знают обеда без вина и сыра. Обедают они поздно, после рабочего дня. Этих привычек «нормандцы» придерживались вплоть до самой Москвы. А теперь надо отказаться от них, жить и питаться, как русские.
Ужин проходил скучно. Даже неистощимые шутники — «три мушкетера» приуныли. Главная беда — каша. Во французской кухне она вообще не значится. Не варят и не едят французы ее. Овощи — это да! Но откуда им взяться здесь?
— Знали бы, прихватили бы с собой в Раяке бананов и апельсинов, — процедил сквозь зубы Дервиль, жуя постную котлету.
— Конечно, была бы закуска к тем бочкам вина, которые кое-кто намеревался взять, — в тон ему ответил Беген Дидье.
Прециози, наблюдая, с какой миной ест котлету Дервиль, подлил масла в огонь:
— При слове «котлета» французы представляют себе отличный, в меру жирный кусочек баранины, хорошенько прожаренный с обеих сторон и поданный с жареным картофелем.
Андре даже поперхнулся от воспоминаний.
— Друзья, немного фантазии, и мы такой пир закатим, что всем чертям будет тошно, — внес разрядку Ив Майе. — Разливайте по кружкам чай — это вино, ломтики хлеба — бананы. Пьем, закусываем, танцуем и поем!
Француз быстро зажигается. Кружки с чаем тут же взлетели и сомкнулись
Прихлебывая горячий чай, летчики, авиаспециалисты начали пританцовывать вокруг длинного стола. Все их уныние как рукой сняло. Можно было подумать, что они снова попали в родную стихию, что впереди ждет их не война, а полная веселых приключений жизнь.
— Ну вот, вы уже совсем освоились, — раздался звонкий голос Друзенкова. — С таким настроением можно хоть завтра в бой.
Окинул взглядом стол, и ему стало не по себе: к каше никто не притронулся. Почувствовал себя так, словно именно он был виноват в том, что французов не угостили деликатесами.
На выручку пришли «мушкетеры»:
— Не тревожьтесь, мы еще питаемся воспоминаниями, — сказал Альбер Дюран.
— Управимся с ними, возьмемся за русскую кашу, — добавил Марсель Лефевр.
— И увидите, что тогда у вас крупы не хватит, — подытожил Марсель Альбер.
— Воистину французы сохраняют склонность к шутке при любых обстоятельствах, — резюмировал майор Пуликен. — И это помогает им выживать. Генерал Пети рассказал мне, как боши хотели задобрить парижан: привезли из Австрии и торжественно погребли во Дворце Инвалидов прах сына Наполеона — герцога Рейхштадтского. И тогда по голодному Парижу сразу же полетела из уст в уста острота; «Мы ждали мяса, а нам привезли костей».
Даже сдержанный Друзенков не утерпел, расхохотался со всеми. «Ну и французы, веселый народ!» — подумал он, а вслух сказал:
— Теперь можете и обо мне сказать: мы ждали мяса, а он привез нам меха.
— Что, уже можно переодеваться? — спросил Пуликен.
— Да, вас ожидает каптенармус Катя Иванова, у которой подберете, себе утепленную одежду.
— А она ничего? — полюбопытствовал лейтенант Дервиль.
— Одежда? Высшего качества.
— Нет-нет, Катя Иванова?
— Ах, сержант… Сами увидите.
В каптерку надо было идти по узкому полутемному коридору, которым отделялась спальная часть казармы от служебной.
Дервиль — обладатель горячего сердца — очень хотел быть первым в очереди на получение зимнего русского обмундирования. И это ему удалось. Взглянув на сержанта Катю — круглолицую, белокурую, с озорными светло-голубыми глазами, — он щегольски щелкнул каблуками, взял под козырек, представился.
Иванова улыбнулась, сверкнув ровными бело-мраморными зубами. Увидев, что за Дервилем уже толпятся такие же галантно-учтивые французские парни, она скороговоркой, по-волжски окая, затараторила: