Шпага императора
Шрифт:
– Что-то рано они тут так оголодали, - засомневался я, - урожай только-только снят. И чтобы офицер...
– Но это факт. И, как он утверждает, дезертирами корпус уже потерял около тысячи человек, а может и больше. Вы бы его видели - высохший как жердь.
Да вы и сами можете с ним побеседовать - он пока у нас в гостях.
– К сожалению, не могу воспользоваться вашей любезностью - по-французски я говорю не очень бегло. К тому же - служебные дела.
Пришла очередь удивиться Глебову:
– Не говорите по-французски? Вы, дворянин и учёный...
–
– Воля ваша. Но странно...
– поручик не скрывал своего изумления.
– Согласен. Как-нибудь, при случае, могу рассказать свою историю подробнее, если пожелаете, конечно.
– С огромным удовольствием, Вадим Фёдорович, побеседую с вами ещё раз. Но вряд ли скоро - француз рассказал немало любопытного и Яков Петрович планирует в ближайшее время провести глубокую разведку...
Что? Что-то больно любезный 'язык' попался. Чёрт! На всякий случай стоит с ним пообщаться. Хоть и через переводчика. Я, конечно, тот ещё следователь, но зря, что ли столько детективов в своей жизни перечитал - пересмотрел...
– Иван Севастьянович, а я пожалуй поговорил бы с этим пленником. Будете так любезны, послужить посредником в переводе?
– С удовольствием. А чем вызвано ваше внезапное желание?
– Возникли некоторые подозрения. Нам далеко?
– Верхом - около четверти часа.
– Тогда, если не затруднит, задержимся на несколько минут, чтобы я мог тоже передвигаться в седле?..
Тихон в течение нескольких минут подготовил Афину и мы с Глебовым направились в расположение Гродненского гусарского. По дороге, раз уж было время, я вкратце поведал поручику свою 'легенду', объясняющую слабое владение французским, и постарался выспросить о пленнике.
– С пятнадцати лет в армии Бонапарта, - рассказывал Иван Севастьянович, - из солдат. Под Фридландом был ещё сержантом. Знаете, Вадим Фёдорович, если и такие офицеры дезертируют - совсем плохи дела в Великой Армии...
Да уж. Что-то слишком плохи, ненатурально плохи, если такие лейтенанты в сентябре голодают и бегут рассказывать противнику чуть ли не дислокацию своих войск...
Потихоньку добрались. Не первый год в войсках, но такого количества гусарских мундиров вокруг себя никогда не наблюдал. Голубые с серебром...
Наверное за всю историю армий мира не существовало более красивой и элегантной формы, чем у русских гусар Александра Первого.
Но, наверное, именно она и была самой дорогостоящей (кроме рыцарских лат, конечно) и нефункциональной из всех. Особенно для офицеров: раз уж в гусарах - будь любезен, чтобы белый приборный металл являлся натуральным серебром, а жёлтый - золотом. Так что какой-нибудь корнет Мариупольского гусарского носил на себе значительно больше золота, чем Портос на своей знаменитой перевязи.
Служба в любом гусарском полку была возможна только для самых состоятельных дворян того (этого?) времени. Только Лейб-гвардии Конный и Кавалергардский в этом плане были более затратными.
Именно по этой причине знаменитая кавалерист-девица Надежда Дурова, служила не в гусарах, как думают многие
Мы с Глебовым спешились, и он повёл меня к группе офицеров. Среди них выделялся один, в тёмно-синем мундире с жёлтым воротником. Явно он и является 'пациентом'. Форма совершенно не российская.
Между гродненцами и пленным шло оживлённое общение.
Французский я за два года, конечно, слегка освоил, но где-то 'на троечку'.
Пленный офицер стоял ко мне спиной, но подойдя поближе я смутно почувствовал, что его голос мне знаком, как и пластика движений. Да-да, даже когда человек стоит, то он всё равно двигается: телом, руками, головой... Всё это неуловимо, но имеет место быть... И голос...
Даже моего знания языка хватило, чтобы в общем смысле понять фразу, которой заканчивал свою тираду французский офицер. Что-то типа: 'Я был чемпионом своего полка, месье. И если вы вернёте мне шпагу, или возьмём хотя бы учебное оружие, то, почти наверняка, выйду победителем в поединке с любым из вас...'.
Я не ошибся.
– Риске-ву дё круазе лё фер авек муа, лё мэтр Жофруа? [7]
Бывший Лёшкин гувернёр вздрогнул даже ещё не увидев меня - или голос узнал (хоть я с ним никогда на его родной 'мове' не общался), а может напрягло провокатора имя, под которым он прожил в России несколько лет. Скорее второе - когда он повернулся и увидел того, кто к нему обратился, на лице француза нарисовалось чёрти что. Явно не ожидал встретить здесь старого знакомого.
7
– А со мной рискнёте скрестить клинки, мэтр Жофрэ?
Но соображает, гадёныш, мгновенно, я бы на его месте чёрта с два столь стремительно успел придумать такую 'единственную', хоть и временную отмазку:
– Месье! Я видел этого господина в штабе маршала Удино. Это шпион!
– Да что вы говорите, господин Жофрэ!
– я перешёл на английский.
– И когда это было?
– Я никакой не Жофрэ - моя фамилия Санес, - продолжал ломать дурочку мэтр.
– Господа!
– обратился я к гусарским офицерам, находившимся в некотором ошалении.
– Этот человек - бывший гувернёр в имении моего тестя подполковника Сокова. Учитель его сына, Алексея Сергеевича, с которым знаком и ваш боевой товарищ, поручик Глебов.
Прошу прощения, что не представился сразу: капитан Демидов, прибыл из Четвёртого корпуса для обучения ваших пионер.
– Ротмистр Клейнмихель, - представился, как я понял, старший из присутствующих офицеров.
– Ваше заявление весьма неожиданно, господин капитан. Да и обвинение в ваш адрес... Прошу не обижаться, но...
– Никаких обид. У меня нет ни малейших причин волноваться - мою личность удостоверят и начальник инженеров граф Сиверс, и сам командующий корпусом. Да и Иван Севастьянович тоже - далеко ходить не надо.