Шпана на вес золота
Шрифт:
Оля вдруг заметила, что хозяйке от силы лет тридцать.
«Это, наверное, потому она так старо выглядит, что ходит в балахоне и говорит смешно, как старушка».
Наталья что-то еще долго объясняла про колорит, про единство композиции, потом начала читать на память стихи про древнюю обитель супротив луны, мрамор неба, синий, с белыми разводами, об облаках, глубину небесную в черноту сгущающих.
Колька ошеломленно кашлянул, хозяйка осеклась, как будто опомнившись, сокрушенно уронила руки:
– Простите, ребятки. Вечно я о чем-то своем. Такая вот дурочка тетка Наталья. Потому-то
Огромные глубоко-синие глаза наполнились слезами. Колька окончательно застеснялся, отвернулся, неуверенно подергал Ольгу за рукав.
– Мы пойдем? – тихонько спросила девушка.
– Конечно, мои хорошие, конечно, спасибо вам за подарочки. Поклон мамам передавайте. Осторожно в передней, там темновато, – протянула она и вернулась к работе.
В прихожей было не темновато, а хоть глаз выколи. И как Колька, держа Олю за руку, ни осторожничал, передвигаясь мелкими шажками, все равно влетел ногой в какой-то деревянный ящик.
– Коля! – прошипела Ольга. – Отойди.
Она пришла в ужас при одной мысли о том, что вот это все, что по стенам, – это картины, а Колька своим башмаком тут… Она прислушалась, затаив дыхание. По счастью, хозяйка, погруженная в работу, не проявила никакого интереса к шуму. А может, просто грохот в передней был ей привычен.
– Ни пса не видно. Оль, достань спички, там, в кармане.
– Я тебе! Опять куришь? Ты же обещал!
Кое-как обошлись без спичек, но свободно вздохнули лишь на улице. Колька уточнил нетерпеливо:
– Сделали доброе дело? Тогда погнали, а то опоздаем!
Они успели на сеанс, благо до кинотеатра через парк было всего ничего.
6
Уже давно не секрет: Сорокин, вернувшийся из главка, – человек страшный. Особенно если до этого он подбивал статистику. Он и без того недовольно косил единственным своим оком в сторону подчиненных (особенно когда они разбегались при приближении пострадавшей гражданки Введенской).
Поэтому, когда на горизонте вдруг снова показалась Наталья – безобразие, вне обычного графика! – бывалый Остапчук бодро, пусть и неразборчиво, сообщил о необходимости ему прямо сейчас «определиться по украденным соленьям» и сделать внушение самогонщице бабке Домашке. Ишь, моду взяла – баб спаивать. После апрельского указа, не желая тянуть на старости лет шестерик, она стала куда осторожнее: чужим не продавала, на голубом глазу утверждая, что все объемы исключительно «для собственного употребления». И употребление это маскировала дружескими посиделками по «подругам». Хотя абсолютно всем было известно, что врачи ей запретили выпивать, а «подруг» у нее сроду не было.
Остапчук сбежал. Акимов тоже было заметался, но стало понятно, что отделение не оставишь, а неотложных дел, как назло, у него не оказалось. Ведь еще с утра он уже принял Наталью и покорно выслушал в очередной раз ее тихие, невнятные, но такие жалобные речи. И вдруг – нате, опять она, вне графика. Снова гражданка Введенская нежным, музыкальным голосом поведала историю своей жизни, встречи с Ваней, объяснила, какой он был замечательный и внимательный, как он первый раз признался ей в любви.
Акимов лишь потирал рдеющие
Наталья увлекалась, сверкала глазами, кулачки ее трепетно сжимались. Неловко было ее прерывать. Сергей, сочувственно кивая, закономерно отвлекся на размышления о том, а что он вообще знает о Ване Палкине и о его жене Наталье? Оказалось, ничего. Люди они были тихие, ничем не примечательные, гостей не привечали, сами по гостям не ходили. Ваню любили, Наталью – нет, но теперь, конечно, все не так.
«Удивительно кислая и паскудная история», – философски заключил Сергей и в этот момент увидел возвращающееся начальство, а с ним – какую-то незнакомую пигалицу с портфелем в руках.
– Наталья, не пора за Сонечкой в садик? – деликатно намекнул Акимов, памятуя, что только упоминание о любимой дочке способно привести эту психическую в чувство.
Наталья спохватилась:
– Ах да, ведь и правда! Как с хорошим человеком поговорить приятно: даже не заметила, как время пролетело. До скорого свидания, Сергей Палыч, вы ведь Ваню найдете?
– Конечно, – не моргнув глазом соврал Акимов.
– Вот и хорошо, – обрадовалась Наталья, попрощалась и направилась к выходу.
Обернувшись в дверях, она уточнила:
– Я еще к вам загляну, позволите?
– Позволит, позволит, – уверил ее Сорокин, как раз заходя в кабинет, – это наша работа, не сомневайтесь.
Наталья степенно поклонилась:
– И вам доброго дня! – И удалилась.
Удивительно она двигалась: не шла, а как бы плыла, и от всей ее субтильной, странно облаченной фигурки все-таки веяло немалым достоинством.
– Знакомьтесь, – пригласил Сорокин.
В дверь никто не вошел.
– Екатерина Сергеевна, ты где? Где пропала?
– Тут, – в кабинет проникла маленькая девчушка, остроглазая и остроносая, скуластая, с коротко стриженными темными волосами, в ситцевом костюмчике. Она напоминала какого-то зверька – то ли мышь, то ли лисицу.
– Знатную даму пропускала, – улыбнулась она и представилась: – Екатерина Елисеева, можно просто Катя.
– Сергеевна, Сергеевна, – назидательно поправил Сорокин, – нечего прибедняться. Привыкай, что ты – представитель власти и должна пользоваться уважением. Итак, товарищ Акимов… Сергей Павлович, знакомьтесь – наша практикантка из славного Заочного юридического института. Прошу любить, жаловать и щедро делиться опытом.
– Было бы чем, дела наши кастрюльные. – Акимов осторожно пожал протянутую крошечную ручку. «До чего же хрупкое создание, как бы не сломать».
– Не прибедняйся, – бодро посоветовал Сорокин, – у тебя всегда есть чем поживиться. Ладно, знакомьтесь, располагайтесь, Сергеевна, вот как раз свободный стол.
Начальство удалилось. Практикантка принялась осваиваться на рабочем месте. Из портфеля была извлечена одна книжка, вторая, третья…
Акимов ошеломленно наблюдал:
– Что, будем работать?