Шпана
Шрифт:
— Да чтоб ты сдох! Почем я знаю, скоро иль нет? — Он перевел взгляд на реку у Понте-Систо. — Вон она. Сразу платить будете или потом?
— Сразу. Схожу за деньгами! — обрадовался Марчелло.
Но он забыл про Джиджетто: этот оказался орешек покрепче. Перед взрослыми лебезил, а пацанов готов был всех утопить, как котят. Марчелло потоптался около него, ожидая, что сторож обратит на него внимание, но тот и ухом не вел. Так, не солоно хлебавши, Марчелло и вернулся к байдаркам.
— Какого хрена! — кипятился он. —
— Слюнтяй ты и больше никто! — рассердился Херувим.
— А вот это видал? — Марчелло выбросил вперед такую же грязную фигу, какую получил от Джиджетто. — Ступай сам и договаривайся.
— Оба вы хороши, — рассудил Кудрявый.
— Ну да! Уж я бы ему, сволочуге, показал!
— Ты-то показал?! Ну вот иди и покажи, а мы поглядим!
Херувим отправился толковать с Джиджетто и вскоре вернулся, зажав в кулаке полторы тысячи, а в зубах окурок. Они пошли к причалу ждать возвращения лодки, а едва она освободилась, влезли в нее. Кудрявый и Херувим в первый раз отправлялись в плавание.
Сперва лодка, хоть убей, не желала трогаться. Марчелло надрывался на веслах, а она ни с места. Но потом потихоньку начала отплывать от баржи, раскачиваясь, как пьяная.
— Тоже мне! Хвастался, что грести умеет! — во все горло орал Херувим.
А лодка точно сбесилась. Течением ее сносило к мосту Гарибальди, но то и дело нос как бы случайно разворачивало в противоположную сторону, и она устремлялась к Понте-Систо. Забулдыга, вцепившись в поручни, кричал им что-то вслед — так, что жилы на шее чуть не лопались.
— Чтоб я сдох, — снова крикнул Херувим, — мы к Фьюмичино плывем!
— Да заткнись ты! — огрызнулся Марчелло, налегая на весла, которые то проскальзывали над водой, то погружались по самую рукоять. — Поди-ка сам попробуй!
— Так я ж не из Остии родом! — не унимался Херувим.
Чириола осталась далеко за кормой. Под сенью платанов вдоль берега тянулся во всю длину от Понте-Систо до моста Гарибальди парапет набережной. По берегу рассыпалась ребятня — кто на качелях, кто на вышке, кто на самодельном плоту. Но их фигурки все уменьшались, и голоса стали неразличимы.
Вместе с ящиками, обломками и прочим мусором течение увлекало лодку к мосту Гарибальди. Под мостом пенилась и закручивалась вода между отмелями и рифами острова Тиберина. Забулдыга заметил это и еще пуще завопил с парома. Лодка уже доплыла до огороженного лягушатника, где плескались ребята, не умеющие плавать. На крики Забулдыги из главной каюты выглянул Орацио и с ним еще какие-то зеваки. И впрямь, есть чем полюбоваться: Орацио руками машет, кричит — помрешь со смеху! Кудрявый удивленно глянул на Марчелло.
— Ты что, потопить нас вздумал?
Но Марчелло понемногу приходил в себя. Нос лодки теперь был повернут к противоположному берегу,
— Греби вон туда, — распорядился Херувим.
— Куда это — туда? — проворчал Марчелло, с которого уже пот градом лил.
Если берег Чириолы был весь залит солнцем, здесь царила тень от утесов, покрытых слоем жирной сажи. Кое-где они поросли колючками и низеньким зеленым кустарником; почти стоячая вода кишела отбросами. Наконец они подплыли к утесам, и, поскольку течение тут, можно сказать, отсутствовало, Марчелло начал потихоньку забирать к Понте-Систо. Весло в уключине скреблось о камни, и Марчелло прилагал все усилия, чтоб не расколоть его в щепки или не упустить.
— Ну ты чего, давай туда! — понукал Кудрявый, не обращая внимания на муки приятеля.
Ему хотелось плыть по самой середине реки, на просторе, и он бесился, видя, что до серой громады Понте-Систо на фоне замызганного зеркала вод, и до Яникула, и до купола Святого Петра — огромного, белого, словно облако — рукой подать. Потихоньку они догребли до Понте-Систо. Под правой опорой моста, глубокая грязно-зеленая вода совсем застоялась. Тут быстрины можно было не бояться, и Херувим заявил, что теперь он сядет на весла. Но куда там! Весла мелькнули в воздухе и забрызгали всю лодку.
— Ну ты, образина! — вскипел Кудрявый.
А выбившийся из сил Марчелло плюхнулся на дно и растянулся в теплой воде, на два пальца заполнившей суденышко. Ребята смеялись, наблюдая бесплодные усилия Херувима. Кудрявый тем временем пристроился порыбачить со ступенек моста.
— Эй, остолоп, — поддразнивал он приятеля, — расскажи-ка нам, кто тебя грести научил!
— Кто научил? Да вот этот хрен! — огрызнулся Херувим. — При этаком учителе какой с меня спрос?
— Хрен? — притворно удивился Кудрявый. — Ну и засунь его себе в рот!
— Сам засунь! — набычился Херувим.
— Говнюк! — хором крикнули Марчелло и Кудрявый.
— Сучьи засранцы! — не оплошал Херувим. Он изо всех сил работал веслами, но безуспешно: лодка ни на сантиметр не сдвинулась. Под левой опорой моста разлеглась на камнях другая компания загорелых дочерна и пропыленных “сучьих засранцев”, которые задремали было на солнышке, но крики троицы из лодки разбудили их. Продрав глаза, они сгрудились под опорой.
— Эй, висельники, обождите нас!
— А этим какого надо? — сдвинул брови Кудрявый. Потом единым духом вскарабкался до середины опоры, с гиком нырнул вниз и поплыл саженками на середину реки.
— Чего вам? — крикнул Марчелло.
— Греби сюда! Греби, тебе говорят, а то хуже будет!
Ребята были поздоровее их, с такими не поспоришь. Они быстро попрыгали в лодку; один потеснил плечом Херувима и сам сел на весла.
— За мост поплывем.
И в упор глянул на Херувима, как бы спрашивая: “Не возражаешь?”