Шпилька
Шрифт:
Её тошнит от всех этих блюд с вычурными названиями. Ей осточертела ресторанная атмосфера, с этим подсвеченным свечами полумраком, угодливыми халдеями, противным звуком скрипки и очередным фраером, сидящим напротив. Сколько этих ресторанов итальянских, французских, грузинских она уже перебрала. Сколько перепробовала этих вычурных блюд, элитных вин. Сейчас она бы съела чёрного хлеба с тонким пластиком, пахнущего чесноком сала; жирный кусочек селёдки, тот который ближе всего к голове; откусила бы от дымящейся варёной картофелины, держа её прямо в руке и намахнула бы стопку водки.
– У
– Понимаю, о чём ты говоришь, но сейчас, слава богу, не девяностые.
– Почему, «слава богу»? Для меня, например, девяностые были лучшим отрезком в жизни. Ты не думай, я не бандит, просто жизнь тогда была интереснее.
«Я не думаю, я знаю. Вижу тебя как облупленного, Тимурчик. Нет, ты не из беспредельщиков. Состоял в какой-нибудь серьёзной структуре на должности бригадира, или звеньевого. Квадратный торс, бычья шея, шрам, разрывающий верхнюю губу, плохо замаскированный усиками; нестираемый след от большой печатки на толстом как сосиска пальце; манера речи, из которой выхолощены матерные и блатные словечки, так что теперь она как кастрированный бычок. Косвенных признаков вполне достаточно, чтобы тебя идентифицировать. А самый главный признак это твой возраст. В конце девяностых ты был на пике формы. Долю в фирме ты тоже заполучил в конце девяностых. Тебе просто грех жаловаться на эти годы».
– Нет, на бандита, даже бывшего, ты меньше всего походишь. Внешность слишком интеллигентная.
Он принимает комплимент как должное, не смотря на явный перебор с интеллигентной внешностью.
– На самом деле, всё это условности. В девяностые годы крутые парни, которые были на гребне волны, назывались бандитами. Сейчас такие же парни называются успешными бизнесменами…
«Не такие же, а те же самые парни» – мысленно поправляет Ева.
–…как тогда, так и сейчас идёт война, война за власть, за деньги, за собственность. Война никогда не прекращалась, только методы ведения войны изменились. Они стали более скрытными, изощрёнными, не видимые простому глазу обывателя. Все воюют со всеми, выбивая себе место под солнцем. Возьмём нашу фирму. Чтобы выжить в своё время приходилось копировать технологии, ассортимент конкурентов, постепенно отжимать себе долю рынка, не гнушаясь подкупами и подставами на высоком уровне. У нас это получилось лучше наших противников, поэтому сегодня мы победили. Но это не значит, что врагов совсем не стало, или их стало меньше…
«Да, и теперь самый главный враг находится внутри фирмы. Посмотрим, как вы сможете выстоять против такого рода агрессии. Вы ведь привыкли только отжимать и подкупать. Здесь же понадобятся боевые навыки другого типа. Другой вид войск, которого в вашей армии до сих пор не было».
Официант принёс виски в графине и бутылку вина. Штопор, вкручиваемый в пробку, противно пискнул. Достав пробку, официант протянул её Еве, но она отмахнулась, мол, не надо этих помпезных церемоний.
Тонкое стекло пузатого бокала дзинькает, соприкоснувшись с притупленной гранью стакана.
– За встречу! – говорит Тимур, и в свойственной ему манере, выпивает полстакана одним махом.
– Насколько я поняла по началу разговора, наша встреча будет деловой? – говорит
– Нет, нет! – Тимур выкидывает руки вперёд, словно рефери, который даёт знак боксёру, что бой окончен и теперь только обнимашки. – Никаких деловых разговоров. Это романтическое свидание. Извини за эту чушь про девяностые. Расскажи что-нибудь о себе…
***
Ему показалось, что он лишь моргнул. Открыв глаза, он понимает, что всё изменилось: в окно номера бьёт солнечный свет, а она уже выскользнула из постели и стоит перед зеркалом трюмо, натягивая платье. Бардовый шёлк облегает приподнятые груди и стекает по прямому желобку спины, притормаживая на идеальных овалах бёдер, с которых она двумя руками помогает ему спуститься вниз. Зачем, зачем она прячет от него эту красоту, которой он любовался всю ночь, изучал каждый её сантиметр, пробовал на вкус, гладил, щупал, сжимал что есть силы своими крепкими руками.
Четыре раза за ночь. Такого не было с ним ещё с шестнадцати лет. За очередной пачкой презервативов пришлось спускаться в холл отеля. Он не рассчитывал, что одной обоймы патронов не хватит. Она долго играла с ним, уворачиваясь выскальзывая из его цепких пальцев, распаляла его страсть, а потом раз за разом выжимала из него все соки. Она оказалась страстной рычащей львицей, извивающейся, стонущей, кричащей «Давай ещё!». Она не давала ослабнуть его главной мышце ни на секунду, и раз за разом после очередного выстрела взводила его ствол.
Ему была нужна всего одна минута, чтобы закрыть глаза и выдохнуть. Открыв глаза, он понимает, что выдох затянулся.
– Ты куда собралась? – спрашивает он, чувствуя, как моментально оживает член, за одну секунду вскакивая в боевую стойку.
– На работу. Уже восемь утра. – Она подкрашивает ресницы, чуть приоткрыв ротик.
Тимур перекатывается по огромному, как футбольное поле матрасу, хватает её сзади и борцовским приёмом через живот кидает на кровать.
– Тимур, я опоздаю!
– Ничего страшного, скажешь, в пробке стояла. – Он жадно хрипит , закатывая платье снизу наверх.
– Нет, Тимур, она выскальзывает из под него как уж и снова оказывается возле трюмо.
– Останься! Давай забьём на эту твою работу. Я компенсирую тебе этот день. – Он обхватывает её за талию, прижимает к себе. В отражении зеркала хрупкая женщина, как удавом обвитая огромными волосатыми руками.
– Тимур…Тимур, не начинай. – она водит плечами, пытаясь скинуть с себя тяжёлое ярмо его рук. – Ты же знаешь, насколько это важно. Это же нужно не только мне. Не забывай, что я на этой работе для того, чтобы помочь вам решить проблему.
– Да какую проблему? Мы и сами толком не понимаем, есть эта проблема реально, или она только в наших головах? – Он, наконец-то отлипает от неё, садится на край кровати и прикуривает сигарету.
– Если проблемы нет, то отлично. Я это быстро выясню. А если, всё-таки, есть? Ты представляешь, чем это может вам грозить?
– В этой жизни меня уже мало, что пугает. Я живу здесь и сейчас, а сейчас мне нужен только один человек. Это ты…
– В смысле! – щеточка замирает в сантиметре от ресницы. – Тимур, у тебя случайно крыша не съехала?