Шпион, который спас мир. Том 1
Шрифт:
— Понимаю и очень вам за это благодарен. У нас все совсем по-другому, и многих хороших людей уже нет в живых.
— Различие в системах очень легко понять. В странах свободного мира все лидеры правительств служат своему народу. Мы даже употребляем слово «служить», когда речь идет о военной или государственной службе. В СССР правительство — это все, а человек — ничто, — сказал Кайзвальтер{125}.
Дальше дело застопорилось. Пеньковский сказал, что встал в 7 утра и проработал весь день. И единственное, что ему очень хотелось, это посмотреть Лондон.
— В магазинах можно увидеть так много прекрасных вещей, а жена дала мне целый список того,
Он вспомнил, как в конце второй мировой войны участвовал в освобождении чехословацкого городка, в котором производился фарфор, и привез домой разные фарфоровые вазы. «У меня дома много дорогих вещей, включая ковры из Турции, в общем, при коммунистах я живу с размахом{126}. А это при Хрущеве очень трудно», — добавил Пеньковский и рассказал об одном генерале, с которым дружил.
— У адъютанта маршала Варенцова Бузинова всегда было трудно с деньгами. У него было трое детей, и он часто просил меня его угостить. На деньги, о которых не знала моя жена, я покупал ему коньяк. Он знает, что, когда ездишь за границу, всегда остается какая-то часть валюты, поэтому он не удивляется, что у меня всего полно, — это нормально. Мне нравится широко жить, а иногда и погулять с девочками.
У меня есть к ним подход, и я никогда не напиваюсь, как Бузинов. Я говорю вам это, потому что, мне кажется, вы должны все обо мне знать, и если прикажете вести себя по-другому, то придется подчиниться. Вам известны взгляды на мораль нашего правительства, и до сих пор никаких проблем у меня не возникало, но все эти развлечения и подарки требуют средств{127}.
Как бы то ни было, я влез в долги, и мне хотелось бы, чтобы вы помогли немного укрепить мое финансовое положение. Я уже думал о том, чтобы купить здесь кое-что, что можно было бы с выгодой продать там. Я знаком в Москве с некоторыми богатыми евреями, которые торгуют даже бриллиантами. Что-нибудь не слишком громоздкое. Может, нужно будет купить пять-шесть теплых свитеров и другие вещи. Винн мне может потом это привезти, но если это трудно, то хотелось бы получить побольше денег, чтобы купить эти вещи, пока я здесь. Мне бы понадобились еще и рубли, чтобы повезти их с собой обратно. Честно говоря, я задолжал 1020 рублей. Один мой хороший друг одолжил их, чтобы я через свои связи в Москве достал ему мебельный гарнитур. Я его заказал, и мне нужно будет показать квитанции, но деньги я постепенно истратил. Сколько рублей вы запланировали мне дать?
— Около 1000, — ответил Кайзвальтер, нарочно снизив сумму с 3000 рублей, которые намеревались заплатить Пеньковскому.
— Понимаете, это лишь без двадцати рублей покроет мой долг и оставит меня ни с чем. Что ж, поскольку я заказал мебель, то смогу ее купить. Я только что купил новый телевизор и хотел бы приобрести здесь маленький транзистор. (Позже Пеньковскому передали радиотранзистор «Сони» для оперативного пользования.) Клянусь вам своей дочерью и будущей работой с вами, что мне необходимо привезти каждому из своих друзей какой-то сувенир, ведь все знают, что я поехал за границу. Не привезти сувениров я просто не могу, пусть это будут даже недорогие подарки.
Пеньковский перечислил то, что собирался купить: шариковые ручки, галстуки, лак для ногтей, помаду и кое-какие лекарства для случайных знакомых. Отдельно у него был список более дорогих подарков для влиятельных друзей — генералов, маршалов и полковников{128}.
Неожиданно Пеньковский перешел к новому вопросу:
— Кстати, я вспомнил кое-что важное. Мы проводим научную разведку против Соединенных Штатов. Намеченные на этот год (1961) разведзадания ведутся
— Давайте обсудим его финансовое положение завтра утром, — предложил Бьюлик, почувствовав, что руководитель британской спецгруппы Гарольд Шерголд не слишком-то широк с Пеньковским в отношении денег.
— Вот что я придумал, — заговорил Пеньковский. — А что если мне приобрести бриллиант в один карат, именно карат — ни больше ни меньше, и я уверен, что смогу продать его за 1200 рублей. Обдумайте это предложение, тогда, может, мы на этом остановимся, и вам некоторое время не придется передавать мне никакие деньги через ваших связных в Москве.
— Мы подумаем и поговорим об этом завтра, а также постараемся исполнить все ваши просьбы, которые кажутся нам вполне разумными, — сказал Бьюлик.
— Прекрасно, теперь я пойду, а завтра, если смогу, встретимся между 9 и 10 вечера.
Пеньковский ушел к себе. Это было в 2.40 ночи 22 апреля 1961 года{129}. Через десять минут он вернулся, на нем были только брюки и пиджак, наброшенный поверх майки. Он оставил свой блокнот. К счастью, блокнот завалился за подушки кресла, в котором он сидел. В блокноте было аккуратно записано красными чернилами то, что просила его купить жена. Там же были фотографии всевозможного женского белья, вырезанные из журналов мод. А еще там находились обрисованные следы ног жены и дочери, чтобы он точно знал, что покупает нужный размер.
Комментируя расшифровку встречи, Бьюлик и Кайзвальтер отмечали: «Необходимо подчеркнуть, что многие из этих сувениров будут, несомненно, иметь важное оперативное значение, поскольку будут подарены влиятельным людям в Союзе, которые автоматически могут невольно стать ценными информаторами». Делая подарки генералам и маршалам, Пеньковский, таким образом, развивал с ними личные отношения, что позволяло ему присутствовать на их частных приемах. При помощи подобных личных контактов с начальниками Пеньковский мог узнавать строго засекреченную информацию.
Забрав блокнот со списком покупок, Пеньковский отправился спать{130}. Позже он еще раз встретился с членами спецгруппы. Затем Пеньковский начал готовиться к поездке в Лидс — у него было задание собрать там кое-какие сведения.
Глава шестая
Поездки Пеньковского по Англии
22 апреля утреннее небо было серым и облачным. Винн, Пеньковский и советская делегация ехали в Лидс, в 150 километрах от Лондона. По дороге они посетили машиностроительные заводы и остановились пообедать в маленьком ресторанчике под Лидсом, где Пеньковский, радуясь жизни, выпил, забыв обо всем, целый литр холодного пива. Как только он откинулся на стуле и немного расслабился, начались сильнейшие боли и спазмы в животе. Сначала он решил, что у него аппендицит. Схватки не прекращались, и Винн вызвал врача, который осмотрел русского в комнате над рестораном. Доктор сказал, что это не аппендицит, но посоветовал обратиться в местную больницу, если боли не прекратятся. Врач сказал, что приступ случился из-за того, что Пеньковский слишком быстро выпил большое количество пива, что и вызвало сильное раздражение почек. Через два часа боли утихли.