Шпион товарища Сталина (сборник)

Елеонский Владилен Олегович

Проект И-180, по замыслу вождя, должен был утереть нос хваленому германскому «мессершмитту». Вроде бы все к тому шло, но, как всегда, бочку меда испортила чайная ложка дегтя – досадные проблемы с двигателями преследовали нашу советскую авиационную промышленность уже много лет.

Вновь ставить двигатель с воздушным охлаждением? Однако не будет ли такое решение шагом назад? Весь мир переходит на двигатели водяного охлаждения. Именно Лобок, кажется, виртуозно убеждал товарища Сталина, что да, будет именно шагом назад.

В тот романтический период дружба с гитлеровской Германией набирала

стремительные обороты. Взаимное доверие доросло до того, что завод «мессершмиттов» в Аугсбурге пригласил на работу по контракту нескольких советских летчиков-испытателей, а мы, в свою очередь, пригласили к себе на завод кое-кого из германских пилотов.

К моменту, когда пришла разнарядка на отправку летчиков-испытателей в Германию, мы с Лобком подружились настолько, что он не только пробил мою кандидатуру, но, более того, выбил для меня блатную должность летчика, ответственного за проведение демонстрационных полетов. Видимо, отцовский мед, который к тому времени Лобок исправно получал почти каждую неделю, настолько укрепил его иммунитет, что он, набравшись сил, осмелился поручиться за меня перед самим товарищем Сталиным.

Формально Лобок упирал на то, что я – знаток немецкого языка, говорю на нем свободно с правильным берлинским произношением. Мне оставалось лишь поблагодарить своего деда – профессора немецкой классической философии, который то ли в шутку, то ли всерьез стал разговаривать со мной по-немецки едва ли не с пеленок.

Вера, между прочим, по секрету озвучила мне свою версию. Во время праздничного прощального ужина в столовой завода, когда чествовали пилотов, убывающих в Берлин, она доверительно шепнула мне, что Лобок спрашивал у нее совета по поводу моей роли в Германии и она предложила поставить меня на демонстрационные полеты.

Верилось с трудом, но кто знает, пойди теперь проверь! В тот вечер Вера с тоской шепнула мне, что Лобок – странный человек с двойным дном и она была бы рада продолжить наши прекрасные отношения, но страх перед Лобком ее просто парализует.

Гораздо позже я узнал тайну каштанового ореха и нейлоновых чулок, но, видимо, имеет смысл рассказать обо всем по порядку.

Пока лишь скажу, что любой каштановый орех и любые нейлоновые чулки с тех пор вызывают у меня приступ гомерического смеха. Жизнерадостной все-таки Вера была женщиной! Все болезни от нарушения кровообращения. Верочка обладала удивительной способностью его восстанавливать.

Глава первая

Судьбоносный день

Бельчонок милый, не грусти,

И колесо свое прости,

Красивая судьба бельчонка —

В веснушках рыжая девчонка!

Владилен Елеонский. Бельчонок в колесе

1

Все летчики парились на авиазаводе в Аугсбурге, а я, как белый человек, поселился в уютном особнячке под Берлином, неподалеку от аэродрома. В гостиной или на террасе в зависимости от погоды я беззаботно пил кофе с коньяком, хотя врачи предупреждали, что кофе со спиртным лучше не смешивать, вредно для сердца.

Ящик коньяка, да не какого-то, а настоящего французского, мне подарил начальник

аэродрома. Дело было так.

Едва я прибыл, как мне предложили полет. Начальник аэродрома стал свидетелем моего пилотирования.

Когда я на новеньком «мессершмитте» играючи сделал «свечку», а затем круто спикировал прямо на рабочий кабинет начальника так, что всем показалось, что сейчас самолет вломится ему в окно, он, по всей видимости, испытал настолько незабываемые ощущения, что пожелал отблагодарить меня таким же незабываемым образом.

Коньяк в самом деле оказался превосходным. Часто я сидел в компании садовника Гельмута, щуплого немца со смешливыми, нестареющими глазами старого дамского угодника, слушал его забавные рассказы о замысловатых наклонностях некоторых фрау и фрейлейн, доводя до совершенства свой немецкий язык, а когда прибегали его внуки, щедро сплавлял им решительно весь шоколад из своего обильного летного пайка.

С легким чувством ждал я очередное задание на демонстрационный полет. Так жирный кот, жмурясь от удовольствия, ожидает на печи, когда же в избе скребнет хоть одна сволочь-мышь.

Мои демонстрационные полеты проходили совсем не так часто, как можно было предположить. Гитлеровским бонзам, как я сразу понял тогда шестым чувством, на самом деле было не до демонстрационных полетов.

Конечно, позже мы все узнали причину. Как раз в тот момент на всех парах шла подготовка молниеносной войны с Советским Союзом. Блицкриг – так ее называли немцы.

Основной истребитель для блицкрига на Востоке был давно готов, мало того, он был в каком-то смысле даже доведен до идеала, и все работы по его якобы кардинальному совершенствованию служили всего лишь прикрытием, скрывавшим истинные намерения гитлеровского режима.

Однако осенью тысяча девятьсот сорокового года, несмотря на то что в воздухе витал запах войны, обстановка в Германии была настолько благожелательной и мирной, что, наверное, ввела бы в заблуждение потомственного ясновидящего. Что уж говорить обо мне!

Честно говоря, я ехал в Германию с невеселым сердцем, поскольку искренне полагал, что впереди ждет нудная, монотонная работа, – серая жизнь белки в колесе. Даже орешки спокойно не погрызть!

Наверное, сказывалась усталость от работы на нашем заводе, где царили нескончаемые авралы, понукания и нервозность. Мы постоянно не успевали в срок, даже когда работали двадцать пять часов в сутки, наплевав на то, что в сутках всего лишь двадцать четыре часа.

Бюрократы и кураторы, вместо хотя бы простой моральной поддержки, напротив, создавали ощущение, что над каждым рабочим, конструктором, летчиком и уборщицей висит Меч Всевидящего Пролетарского Ока. Именно Оно все знает и все видит – помыслы и чаяния, ошибки и просчеты, и лишь Оно одно на самом деле знает, прав ты или виноват.

Поэтому первые дни пребывания в Германии показались мне отпуском. Полетов было немного, а свободного времени – уйма.

Я занимался тем делом, которым любил заниматься на досуге. Ему меня научил дед, уверяя, что оно успокаивает нервы и привлекает удачу. Я садился в спальне наверху, открывал свой заветный чемоданчик с инструментами и тачал игрушечные алые матерчатые башмачки.