Шпион
Шрифт:
Далтон был более вежлив, но столь же категоричен:
– Мисс Этуотер нет необходимости знать источник нашей информации, Фишер. Будь любезен, ограничь свое красноречие пределами необходимого.
Значит, лорд Этеридж пока еще не полностью доверяет ей или ее отцу. Тревога, которая несколько поутихла за последние недели, вновь дала о себе знать. Если она не сможет найти способ доказать невиновность своего отца, эти люди убьют его и будут считать, что выполнили свой долг.
Фишер прикусил губу и покраснел, затем погрузился в изучение документов.
Далтон кивнул Фишеру и взглянул на Джеймса.
– Каннингтон, я был бы вам весьма признателен, если бы вы поручили Фишеру продолжить заниматься этим вопросом, но с участием мисс Этуотер. Если появится какая-либо новая информация, тотчас поставьте меня в известность.
С этими словами он вышел. Джеймс подозревал, что он не единственный в этой комнате, кто вздохнул с облегчением, хотя был не в восторге от того, что ему приказали остаться в обществе Филиппы.
Фишер прочистил горло и почесал в затылке.
– Он цифровой, я знаю. Просто не могу распознать схему. Возможно, это простой переводной шифр. Надо только знать ключ.
Он поднял глаза и с почти комическим трагизмом во взгляде посмотрел на Филиппу. Джеймс скрестил руки на груди и сел на край письменного стола. Этот трагизм можно было бы назвать комическим, если не знать, сколько человек погибло и сколько еще может погибнуть, если Англия не узнает о планах Наполеона.
– Не знаю, смогу ли я вам помочь, Фишер, – сказала Филиппа. – Я не профессионал, мне просто нравилось разгадывать загадки, которые загадывал отец. О существовании дневника я узнала совсем недавно.
Джеймс внимательно всматривался в ее лицо, пытаясь понять, не лжет ли она. Однако не заметил ничего, кроме разочарования и усталости.
Впрочем, Филиппа мастерица лгать. Джеймс убедился в этом на собственном опыте.
Фишер хлопнул ладонью по столу.
– Но что-то же должно в этом быть! Иначе зачем было вашему отцу беспокоиться о том, чтобы дневник в целости и сохранности попал к мистеру Апкерку?
Филиппа подняла дневник в руках и провела кончиками пальцев по тисненому рисунку на его обложке.
– Полагаю, отец больше беспокоился о том, чтобы до Апкерка в целости и сохранности добралась я, – произнесла Филиппа.
Джеймс следил за движением ее пальцев, околдованный их изяществом. Его кожу все еще пощипывало от ее нежных прикосновений.
Джеймса бросило в жар, и он дернул жесткий накрахмаленный воротничок. От него не ускользнуло, что Филиппа заметила, как он исподтишка наблюдает за ней, и улыбнулась.
– Если ваш отец желал лишь вашей безопасности, значит, он утаил информацию, которая могла бы помочь Апкерку понять шифры французов. – Джеймс усмехнулся, увидев, как побледнела Филиппа. – Один-ноль.
Фишер попытался было протестовать, но Филиппа подняла руку.
– Нет, мистер Фишер. Мистеру Каннингтону необходимо излить свой гнев, так что некоторое время нам придется потерпеть.
Она
– Ничего здесь нет, Фиш. Этуотер и не рассчитывал, что мы взломаем его код. Я тебе постоянно это повторял. Теперь сам Наполеон владеет его душой.
– Нет! – В мгновение ока Филиппа обежала вокруг стола. – У вас нет оснований обвинять моего отца! Вы вообще его почти не знали!
– Я знаю людей подобного типа. Преданность делу или стране для них ничего не значит, их больше волнуют деньги или слава. Таких людей можно купить с помощью горсти золотых или…
– С помощью женщины? – Джеймс вздрогнул.
Филиппа покачала головой, ее злость исчезла.
– Не обвиняйте моего отца в своих ошибках, Джеймс. Уверена, у него и своих достаточно, но эта ошибка только ваша.
Джеймс швырнул дневник и, сжав кулаки, оперся на стол. Он возвышался над ней, подавляя ее, и все же у нее достало мужества смотреть ему прямо в глаза.
– Да, Джеймс?
Он первым отвел взгляд. Казалось, Филиппа видит его насквозь. Черт возьми! И зачем только он откровенничал с Филиппом Уолтерсом! Джеймс взглянул на свои кулаки, которыми, казалось, хотел раздавить тисненный на обложке дневника символ.
Филиппа, не сводившая с него глаз, тоже посмотрела на его руки.
– Это греческая буква. Фита. Некоторые называют ее…
– Божественной пропорцией, – пробормотал Джеймс. На мгновение он вновь оказался в кабинете отца в один из тех редких моментов, когда Джеймс Каннингтон-старший уделял внимание своему сыну. Ему даже казалось, что он чувствует шерсть ковра, которая щекочет его локти, когда он, лежа на полу и подперев руками подбородок, слушает, как отец, обладавший обширными познаниями в области математики, естествознания и философии, рассказывает ему о строении мира.
– Это доказательство священного плана, неопровержимое, научное математическое доказательство! Ключ от Вселенной, начиная от спирали раковины улитки и до структуры звезд. Золотое сечение! Осколок математики, который может рассказать тебе о пропорциях невообразимых вещей! – Отец нарисовал символ. Каждый штрих пера был медленным и благоговейным, словно отец проводил священный ритуал. – Фита.
Возглас Филиппы вырвал его из прошлого.
– Это известно не многим, – сказала Филиппа.
Джеймс провел пальцем по символу.
– У меня не было выбора. Отец был выдающимся математиком. К сожалению, я не унаследовал его таланта.
– Он первоклассный «лжец», – обратился Фишер к Филиппе. – Он мог бы стать взломщиком кодов после самого Этуотера.
Фишер бросил на Джеймса укоризненный взгляд.
– Пристально следи за Джеймсом Каннинттоном, – едва слышно пробормотала Филиппа. – Он ведь хотел, чтобы вы стали его учеником, не так ли?
Джеймс с неохотой кивнул:
– Полагаю, что так. Однако Саймон согласился со мной и определил меня в когорту лазутчиков.