Шпион
Шрифт:
В трубке на мгновение замерли.
— Борис Васильевич, я сейчас попробую вас соединить, если Глеб Арсентьевич сможет переговорить. Ждите…
В трубке воцарилась тишина — минуту, две. Затем что-то щелкнуло, и тот же голос произнес:
— Говорите.
Если честно, Борис не ожидал, что всемогущий Белугин ответит ему сразу и сам. А тот уже кричал в трубку:
— Эй, бродяга! Как живешь? Неужто сам Борис Черкасов мне соизволил позвонить? Ай-яй-яй! Какая честь! Ну, рассказывай.
Борис на мгновение опешил, но
— Живу неплохо. Жена, дети. Тружусь в Институте киберфизики. Проректором по режиму. Ну а в остальном как говорил Чацкий: «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» Вот ваша помощь нужна. Могу я просить о встрече?
— Когда?
Борис глянул на так и не открывшийся сейф и вздохнул.
— Прямо сейчас.
Лох
Полковник Соломин сразу понял, насколько удачно все сложилось.
— Коля, — прямо с утра позвонил он товарищу из налоговой инспекции, — мне справка по Проторову нужна. Дашь?
Когда-то товарищ из налоговой инспекции учился вместе с ним в Высшей школе КГБ, но затем ушел в народное хозяйство, и в конце концов, его вклад был оценен приличной должностью.
— Нет проблем, — отозвался товарищ, — Проторов давно уже наш клиент, что называется. А что конкретно тебя интересует?
— Ему тут одна особа деньги задолжала… сумма крупная — двести тысяч, а возвращать не хочет. Надо бы подсобить господину Проторову — денежку вернуть.
Товарищ захохотал: в альтруизм Железного Юрика он не верил никогда.
— Сделаем.
А через двадцать минут Проторову позвонили и объяснили, что гражданка США Софья Ковалевская — участница преступной группы, собирающей под видом благотворительного фонда деньги с таких лохов, как он.
— Как лохов? — не сразу понял Проторов. — Я не лох.
— Короче, — объяснили ему, — если не хочешь, чтобы конкретно налоговая считала тебя последним лохом, давай заяву ментам. У них зуб на эту особу есть…
И к 11 часам утра заявление от Проторова уже лежало в отделении милиции. Оставалось дождаться, когда эта разъезжающая по всей Москве особа где-нибудь себя проявит.
«Вот кто она? — думал Соломин. — Простой курьер?»
Могло быть и так.
«Но ведь может быть и резидент…»
И это тоже могло быть правдой, ибо в разведке полагаться на миловидную мордашку — себя не уважать.
«Надо Черкасову позвонить…»
Сейчас, когда полковник Соломин, как руководитель следственной бригады, получил весь набор полномочий, кое-что с Борисом следовало уточнить.
Соломин быстро набрал номер Черкасова, но тот не отзывался. Соломин набрал номер мобильного — тот делал вид, что его забыли дома на тумбочке.
— Зараза!
Что ж, ничего иного от хронически пьющего человека ожидать было нельзя.
Земноводные
В
Так оно и выходило. Белугин благодарил и всегда приговаривал, что разведчику нужно походить на амфибию, то есть быть выносливым, универсальным, плоским, приспосабливаемым, ловким, живучим. Маскироваться так, чтоб ни один враг не нашел. Действовать резко и решительно. Исчезать быстро и внезапно. Держать прочно язык за зубами, а если уж вытаскивать, то так, чтобы прилепить к нему своего противника и сожрать. Ну а в неблагоприятной ситуации впасть в анабиоз, уйти в тину и переждать. В общем, в своих любимицах Белугин со всех сторон видел исключительно положительные стороны и всегда ставил их в пример своим подчиненным и студентам.
Сложно было с ним не согласиться, а при некоторой доле фантазии, глядя на Глеба Арсентьевича внимательно, вы вдруг начинали находить и в его внешности множество схожих с его любимицами черт. То глаза выпучит, то щеки надует, то засмеется каким-то поквакиванием.
Борис примостился между двумя плюшевыми жабами из сказки о Дюймовочке — жабой-мамой и жабой-сыном. Казалось, вот-вот одна из них квакнет и произнесет: «Ну вот, поспали! Теперь можно и поесть!»
— А кто же отвечает за написание этих самых докладов британцам?
Черкасов моргнул и сосредоточился.
— Да сам Смирнов и отвечает. Это его лаборатория и тема его. У него и диссертация докторская по этой же тематике.
Белугин заинтересованно поднял брови.
— А что — диссертация открытая?
— Вообще-то нет. Но он умудрился после семьдесят восьмого года, когда ее секретили, выпустить аж семь учебников и десяток методичек. Я уж не говорю про статьи. Наверное, сотню, а может, и две, а то и все три.
— М-да… плодовитый как лягушка…
— Что?
Белугин слабо улыбнулся.
— Прям как лягушка, говорю. Та несколько тысяч икринок мечет. Ясно, что кто-то да выживет… Ну а лично тебе, Борис, что больше всего не нравится?
Черкасов качнул головой.
— Помимо открытых сведений из своих же учебников он туда, в эти доклады, вставляет и секретные данные. Я же вижу. Показал ему, а он мне начал втирать. Я совсем запутался, Глеб Арсентьевич. Вы уж извините, что я прямо к вам.
Белугин посерьезнел.
— Прекрати! Правильно сделал, что пришел.