Шпионы, не вернувшиеся с холода
Шрифт:
– Вот мои доказательства, – нервно сказал он. – Я даже не представляю, что там может быть. Они нарочно встретились со мной, чтобы не только пообщаться на глазах у наших наблюдателей, но и оставить мне этот «сувенир» на память. Вы могли бы меня ликвидировать, а потом найти это подтверждение моей вины. Моих безусловных контактов с американцами.
– Вы либо негодяй, либо мы действительно ошибаемся, – задумчиво сказал Большаков. – Но почему они действуют на таком примитивном уровне? Полагают, что у нас сидят дураки? Почему они считают, что мы не разберемся?
– Не знаю, – нервно потер подбородок Попов, – но на их обычную работу это не похоже. Возможно, они таким образом пытаются отвлечь наше внимание от настоящего «крота».
– Но тогда выходит, что они знали о нашей операции, – вставил Караев, – а все подробности были известны только троим. Мне, вам, Иван Сергеевич, и генералу Чеботареву.
Большаков взглянул на Попова. Тот покачал головой.
– Только не Чеботарев, – убежденно сказал он. – Тогда давайте сразу начнем подозревать заодно президента нашей страны или премьера. Я уверен, что Чеботарев знает больше секретов, которые интересны американцам, чем все наши руководители, вместе взятые.
– Почему у нас нет времени, Андрей? – спросил Большаков. Кажется, он тоже начал понимать, что американцы сработали слишком грубо.
– Не знаю. – Попов посмотрел на лежавший мирокчип. – Я начинаю думать, что не мы их обманули, а они попытались нас провести. Но сделали это с таким расчетом, что мы все равно ничего не узнаем. Или даже не так. Не успеем узнать.
– Давайте снова. – Большаков прошел к столу и опустился на стул. Рядом сел Попов. У обоих были сосредоточенные лица. Оба генерала понимали, что речь идет о судьбе самой организации.
– Кто еще мог узнать о нашей операции? – спросил Большаков, обращаясь к Караеву. – А если проболтался кто-то из ваших помощников. Такое возможно?
– Нет, – ответил Караев, – вы сами их назначали. Ни один из этой пары не знал о самом существовании Фармацевта. Даже не подозревал о случившемся в Испании.
– Тогда каким образом американцы или англичане сумели просчитать нашу игру и подставить нам другого «крота»? – начиная раздражаться, спросил Большаков. – Вы хотя бы понимаете, что это означает провал вашей миссии, полковник Караев? И тогда получается, что «крот» – кто-то из оставшихся троих, и нам снова нужно устраивать против них очередные провокации?
– Нет, – выдохнул Караев, – такого не может быть. Наши наблюдатели дежурили во всех терминалах. Там не было никаких англичан. А с агентом из Дублина они сделали иначе. Проводили его до отеля и там арестовали.
– Значит, понимали, что могут невольно подставить своего агента, – нахмурился Большаков. – Грош нам цена Караев, если мы не можем понять их замыслов. Если мы попались на их контрударе и они подставили нам другого человека вместо настоящего «крота».
– Мы не могли ошибиться, – твердо заявил Караев. – Но подождите. А если мы не ошиблись?
– Вы хотите сказать, что я действительно предатель? – криво усмехнулся Попов. – Вы
– Вы меня совсем не поняли, – огорченно сказал Караев. – Дело в том, что они хотели каким-то образом выручить своего «крота» и поэтому взяли нашего агента, прибывшего из Дублина, в отеле. Но они не знали о других агентах. Ведь прошло уже столько дней, а их никто не тронул, и все трое благополучно улетели обратно. Вы можете себе представить, чтобы англичане не арестовали бы «ликвидатора», узнай они о его прибытии в Лондон, а вместо него взяли бы подставленного агента, который им даже ничего не сможет рассказать?
Большаков и Попов переглянулись.
– Вот почему мне всегда нравятся аналитики КГБ, – с явным одобрением произнес Иван Сергеевич, – сразу чувствуется школа. Когда нужно применить мозги, они незаменимы.
– Продолжайте, – предложил Попов. – И не нужно на меня обижаться, Караев. Я сейчас в таком положении, что на мои слова лучше вообще не обращать внимание.
– Они не знали об остальных «ликвидаторах», – продолжал рассуждать вслух Караев, – значит, мы должны сосредоточиться на кандидатуре самого Андрея Валентиновича. Не перебивайте меня, я уже понял, что вы не предатель. Давайте рассуждать спокойно. Кроме вас, никто не знал о прибытии агента из Дублина. Но вы могли кому-то об этом рассказать. Кому именно вы говорили об этом?
– Вы понимаете, что говорите? – спросил Попов. – Я генерал Федеральной службы безопасности, а не мальчик-практикант. Кому я мог рассказать подобные вещи? Это же сведения, которые составляют особую тайну, тем более связанную с нашей организацией.
– Утечка информации должна быть каким-то неведомым мне образом связана с вами, – рассуждал Караев. – Простите, что я вас спрашиваю. У вас есть любовница? Только не обижайтесь, сейчас не время обижаться. Может, у вас есть кто-то в академии?
– Никого нет, – чуть покраснел Попов, – я уже давно живу один. Глупые вопросы, Тимур Аркадьевич, я бы не стал рассказывать таких секретов своей любовнице или знакомой женщине. Как вы себе это представляете? Я ложусь с ней в постель и начинаю рассказывать о том, как член нашей организации едет в Великобританию рейсом через Дублин, чтобы ликвидировать предателя Гордиевского? Такого даже в кино не бывает. При самой буйной фантазии сочинителя.
– Похоже, что мы зашли в тупик, – вздохнул Большаков.
– Вспоминайте, – продолжал настаивать Караев, – может, вы давали какие-то поручения своему секретарю? Или помощнику? Своему водителю? Кому вы могли рассказать?
– Никому, – выкрикнул, теряя терпение, Попов, – никогда и никому! Если бы я был болтуном, я бы не был генералом. При моей профессии нельзя быть болтуном, полковник. Я не стал бы выдавать этого секрета ни под пытками, ни под гипнозом, ни под~
Он вдруг замер. И начал изумленно раскрывать рот. Его изумление и нарастающий испуг были такими очевидными, что оба гостя встревоженно смотрели на него, ожидая объяснений.