Шпионы XX века (Главы 11-15)

Найтли Филлип

[339]

оказался предателем, то почему предателей нет среди других? Пост, прошлые успехи по службе и поведение ничего не значат. Энглтон придумал получившее распространение выражение "дикое Зазеркалье" для характеристики "стратегических замыслов, хитроумных приемов и той дезинформации, которые использует советский блок и его хорошо скоординированные разведывательные службы, чтобы сбить с толку западные страны и внести раскол в их ряды"(19).

Энглтон стал горячим сторонником Голицына. Именно Энглтон, по словам много писавшего по вопросам разведки Дэвида Мартина, организовал встречу Голицына с Робертом Кеннеди. (Кеннеди был обескуражен, как утверждает Мартин, просьбой Голицына выделить специально 30

млн. долларов на ведение разведывательной работы против Советского Союза.) При Энглтоне велась интенсивная работа по всем направлениям, подсказанным Голицыным после его появления. Сотрудники органов безопасности Великобритании, Франции, Западной Германии, Канады и Австралии выстраивались в очередь, чтобы поговорить с Голицыным и получить ключи к идентификации тайных агентов КГБ, окопавшихся в их ведомствах. Но интенсивнее всего эта охота велась в США.

Однако десять лет поисков тайных агентов КГБ в системе ЦРУ принесли обескураживающие результаты. Энглтон полагал, что ему удалось сузить зону поиска вражеских агентов, ограничив ее отделом ЦРУ, занимавшимся странами Восточного блока. В 1963 году он предпринял меры, чтобы попытаться избавиться в этом отделе от четырех человек, которые в будущем могли бы оказаться ненадежными. Когда у него ничего не получилось, он лишил отдел информации по наиболее важным вопросам, что привело, по утверждению некоторых, почти к полному параличу в его работе.

Охота продолжалась. Против лояльных сотрудников, проработавших много лет, велось тайное следствие. Нескольким пришлось оставить службу, хотя никаких компрометирующих данных обнаружено не было. Подозревали всех. Даже такой выдающийся посол, как Аверелл Гарриман, находился под подозрением (правда, недолго), что он тайный агент КГБ, на основе данных, представленных Голицыным. Сложность состояла в том, что сведения Голицына (полученные им из "учебных досье", в которых реальные личности были закамуфлированы, но порой недостаточно, или почерпнутые из болтовни на работе) были неполны, и их мучительно хотелось дополнить.

В тех случаях, когда сообщения Голицына содержали достаточно информации и по ним начиналось расследование, они редко оказывались ложными. В Великобритании его инфор

[340]

мация в конечном итоге позволила вычислить Филби, пустить МИ-5 по следу Энтони Бланта и породила подозрения о существовании советского шпиона в стенах Адмиралтейства (Уильям Джон Вессел). Возникает вопрос, почему информация Голицына о тайных агентах в ЦРУ не дала таких же результатов.

Главная информация Голицына, относящаяся к ЦРУ, заключалась в том, что он сообщил о визите в США в 1957 году руководителя Второго главного управления (отдел, работающий с американским посольством) М. В. Ковшука. Голицын утверждал, что единственной причиной, в силу которой столь высокопоставленный сотрудник КГБ мог совершить поездку в США, была необходимость встретиться лично с тайным агентом, занимающим ответственный пост в ЦРУ. Сообщив это, Голицын добавил, что, насколько он знаком с техникой КГБ по дискредитации важной информации, надо ожидать, что русские направят в США фальшивых перебежчиков с целью дезавуировать его сообщение о визите Ковшука.

Дальнейшие события со всей определенностью подтвердили эти предсказания.

За последующую пару месяцев двое высокопоставленных русских предложили США свои услуги. Первый, проходивший под псевдонимом "Федора", был, видимо, Виктор Лессовский, сотрудник Секретариата ООН[*"Федора" был идентифицирован как Лессовский Давидом Гэрроу в книге "ФБР и Мартин Лютер Кинг". Гэрроу говорит, что это имя ему сообщил коллега, писатель Ладислас Фараго, который в свою очередь услышал его от одного из бывших руководящих сотрудников ФБР Уильяма Салливана. К настоящему времени Фараго и Салливан уже скончались]. "Федора"

стал одним из самых полезных агентов ФБР, и его высоко ценил лично Эдгар Гувер. Вторым стал сотрудник КГБ Юрий Носенко, работавший в Женеве в составе одной из советских делегаций. Впервые он вступил в контакт с ЦРУ в июне 1962 года, а два года спустя неожиданно начал настаивать на бегстве в США. Сообщения этих двоих бросали тень сомнения на всю представленную Голицыным информацию, и особенно на версию, выдвинутую им по поводу поездки Ковшука в Соединенные Штаты.

Носенко сообщил, что Ковшук выезжал в Штаты вовсе не для встречи с каким-то особо важным агентом, а для того, чтобы увидеть агента по кличке "Андрей" - американского военнослужащего, завербованного в то время, когда он находился в Москве. Голицын сообщал о советском тайном агенте в ЦРУ, провалившем нескольких американских разведчиков в СССР. Ничего подобного, утверждал Носенко, КГБ вышел на них в результате обычного наблюдения. Но насколько можно было доверять самому Носенко? ЦРУ обратилось с просьбой

[341]

к ФБР проверить через своего агента, что представляет из себя Носенко. Агентом был "Федора". "Федора" не только подтвердил, что Носенко действительно являлся сотрудником КГБ, но и сообщил дополнительно, будто русские настолько обеспокоены его бегством, что прекратили все операции КГБ в Нью-Йорке.

Имелись и другие указания на то, что Носенко не был подсадной уткой. Информация, предоставленная им, прямо вывела контрразведку на Вессела "гомосексуалиста, работавшего в английском военно-морском атташате в Москве". Носенко рассказал о существовании и выдал схему размещения подслушивающих устройств в американском посольстве. Но Энглтон и другие сторонники Голицына не успокоились. В КГБ и так убеждены, что Голицын уже выдал Вессела и что он наверняка рассказал о "жучках" в посольстве, говорили они, поэтому руководители КГБ решили пожертвовать и тем и другим, лишь бы убедить ЦРУ в искренности Носенко.

Эта группа в ЦРУ решила доказать свою правоту и заставить Носенко во всем признаться. Его продержали три с половиной года в условиях, близких к тем, которые существовали в советском ГУЛАГе. Носенко кормили впроголодь, он был лишен естественного освещения, ему не давали одеяла, зубной щетки и пасты, не разрешали мыться (лишь изредка позволялся душ) и выполнять физические упражнения. Его подвергали грубым допросам, при этом некоторые вопросы готовил Голицын. Однако Носенко ни в чем не признался, и в конце пути ЦРУ ни на йоту не приблизилось к тому, чтобы установить истину(20).

Внутри ЦРУ возникли три течения: антиносенковское, проносенковское и официальное. Представители первого продолжали утверждать, что его подсунул КГБ. В подтверждение этого тезиса они заявляли, что Носенко соврал, по крайней мере, раз двадцать, особенно в той части, где он рассказывал о своем прошлом. Кроме того, выяснилось, что он не может ответить на очень много вопросов, касающихся сферы деятельности КГБ. Носенко даже не смог дать описания кафетерия в здании Комитета государственной безопасности. Сторонники первого течения считали, что по этим фактам не было получено вразумительного разъяснения, снимающего с Носенко все подозрения.

Апологеты второго направления считали, что любого перебежчика следует оценивать без предубеждения, и единственным критерием при этом должно быть качество представленной этим человеком информации. Информация Носенко, по мень

[342]

шей мере, была не хуже той, что поступила от Голицына, а может быть, даже и более ценной. В докладе ЦРУ, распространенном внутри самого ведомства, говорилось, что, после того как Носенко выдержал допросы, проведенные во враждебном тоне, он в дружеской беседе сообщил сотрудникам ФБР еще о девяти случаях советского шпионажа.