Шри Ауробиндо. Основы индийской культуры
Шрифт:
Дхарма, одновременно и религиозный закон действия, и глубиннейший закон нашей природы, не является, как полагает Запад, верой, культом или идеалом, на котором основываются этические и социальные правила; это закон правильного функционирования нашей жизни во всех ее аспектах. Склонность человека найти справедливый и совершенный закон бытия находит истину и оправдание в Дхарме. На самом деле, у всего есть своя Дхарма, закон жизни, обусловленный данной природой, но для человека Дхарма – это сознательное соблюдение закона идеального бытия. Суть Дхармы неизменна, однако в нашем сознании она развивается, и развитие совершается поэтапно, существуют градации духовного и этического восхождения в поиске наивысшего закона нашей природы. Не могут все люди во всем действовать по единому, не допускающему вариантов правилу. Жизнь слишком сложна, чтобы допустить в качестве весьма спорного идеала простоту, которая так дорога сердцу теоретика морали. Люди устроены по-разному, положение, род занятий – все налагает свой отпечаток, вырабатывает привычки и склонности, не одинаковы люди по степени и характеру развитости, по способностям, адхикаре. Человек живет в обществе и обществом, у каждого общества есть своя коллективная Дхарма, так что жизнь личности должна согласовываться с этим более широким направлением бытия. Но у личности есть своя роль в обществе; социальный закон должен быть гибким, отвечая многообразию типов, характеров, потребностей, способностей, темпераментов, которыми различаются люди, ибо жесткий закон, единый для всех, будет ущербным. Человек знания, человек власти, человек производящий и накапливающий, священнослужитель, ученый, поэт, художник, правитель, воин, купец, пахарь, ремесленник, рабочий, слуга не могут получать одинаковую подготовку, это не даст пользы, не может быть одинаковым и образ их жизни. Нет смысла в том, чтобы всех загонять в рамки единых предписаний, создавать геометрическую жесткость в ущерб жизненной пластичности. У каждого своя натура, следовательно, должны
Универсальная всеобъемлющая Дхарма есть индийское представление о законе идеального совершенства для развивающегося ума человека и его души, закон понуждает человека к развитию определенных высоких и значительных универсальных качеств, которые в гармоническом сочетании и создают идеальный человеческий тип. В индийской мысли и жизни это и был идеал лучшего, закон доброго и благородного человека, дисциплина для того, кто добивается самосовершенствования – арья, шрештха, саджджана, садху. Это не чисто моральная или этическая концепция, хотя эти элементы могут доминировать в ней; сюда входят и аспекты интеллектуальные, религиозные, социальные, эстетические – совершенствование всего, что составляет природу человека. Самые разнообразные качества должны были сочетаться по индийским представлениям в лучшем, в шрештха, в добром и благородном человеке, в арье. Сердце должно быть исполнено благоволения, щедрости, любви, сострадания, альтруизма, долготерпения, широты, доброты, стойкости; в характере должны быть отвага, героизм, энергичность, верность, сдержанность, правдивость, достоинство, справедливость, вера, послушание и почтительность в отношении тех, кто достоин этого, но вместе с тем и сила управлять и направлять, высокая скромность, но и сильное чувство независимости и благородная гордость; ум должен быть склонен к мудрости, разумности и любви к учебе, к познанию прекрасных мыслей, восприимчивости к поэзии, искусству и красоте, к образованности и трудолюбию; у человека должна быть внутренняя потребность в глубоком религиозном чувстве, в любви к Богу, устремленности к Наивысшему, к духовности; взаимоотношения с другими и поведение должны строиться на соблюдении всех социальных Дхарм: Дхармы отца, сына, мужа, брата, родственника, друга, правителя или подданного, господина или слуги, священнослужителя, воина или работника, царя или мудреца, члена клана или касты – таков идеал ария, человека высокого воспитания и благородной натуры. За два тысячелетия этот идеал получил полное отображение в письменных памятниках древней Индии, в нем воплощена сама жизнь индусской этики. Он есть творение ума одновременно и идеального, и рационального, увлеченного делами духовными и земными, глубоко религиозного, благородно этического, твердо интеллектуального, но в то же время гибкого, научного и эстетического, терпеливого и терпимого в отношении трудностей жизни и слабостей человека, но тщательно контролирующего себя. Этот ум был в основе индийской цивилизации и наложил характерный отпечаток на всю индийскую культуру.
Но то было всего лишь начальным этапом – подготовкой к тому, что своим присутствием возвышает человеческую жизнь, поднимая ее на уровень духовного и божественного. Индийская культура возвысила грубую животную жизнь желаний, своекорыстия и удовлетворения простых потребностей над ее первоначальным естеством до иного измерения, до иной красоты, введя в нее стройность и высокую цель Дхармы. Но ее глубинная цель – и в этом смысле она уникальна – заключается в том, чтобы и эту облагороженную жизнь самосовершенствующегося человека возвысить за предел его изначальных намерений, к подлинной свободе; индийская культура призывает человека к величайшей из целей – к духовному освобождению и совершенству, к мукти, к мокше. Закон и следование ему не есть ни начало человека, ни его конец, за пределами пространства Закона существует еще больший простор сознания, и, добравшись до него, человек обретает великую духовную свободу. Высочайший идеал человеческого совершенства не ограничивается благородным, но смертным человеческим существованием: бессмертие, свобода, божественное состояние доступны ему. Культура древней Индии постоянно направляла внутренний взор души к этой наивысшей из целей, и обещанием этого света и грядущего торжества вдохновлялась вся концепция жизни. Все в жизни личности облагораживалось этой целью, вся общественная структура была предназначена для постепенного восхождения к этой наивысшей точке.
Система, правильным образом управляющая жизнью как личности, так и общества, должна всегда строиться на первичном упорядочении трех основных факторов, вполне признаваемых индийской мыслью. Полностью должны быть признаны потребности естества; преследование личных и общественных интересов, удовлетворение желаний – как естественная потребность человека – должны быть в достаточной мере предусмотрены разумным сочетанием знания и труда. Но все должно быть подчинено идеалу Дхармы, облагорожено и возвышено им для достижения более великих целей. И если, как верит Индия, существует иное духовное измерение, до которого способен подняться человек, то именно это восхождение должно постоянно присутствовать в сознании, как наивысшая цель жизни. Система, созданная индийской культурой, одновременно и признавала потребности человеческой натуры, и контролировала их, она готовила человека к его социальной роли, внушала ему прекрасный идеал совершенного человеческого бытия, утонченного и гармонизированного во всех аспектах, но в то же время предлагала ему теорию и практику возвышенного самопреобразования, знакомила его с концепцией духовного существования и возжигала в нем страсть к божественному и бесконечному. Символика его религии направляла его именно к этому, на каждом шагу он встречался с напоминаниями о прежних жизнях и о мирах за пределами материальной вселенной, она приближала его чуть ли не вплотную к Духу, более величественному, нежели формы жизни, которые он наполняет собой, напоминаниями о конечной цели, о возможности бессмертия, свободы, единения с Богом, о божественной природе его самого. Человеку не давали забыть, что он обладает высочайшей душой, не просто крохотным эго, что он сам и все вокруг постоянно живет и движется в Боге, в Вечности, в Духе. Ему щедро предлагались пути и методы, спомощью которых он мог достичь освобождающей истины или, по меньшей мере, иметь в виду эту величайшую из целей и, в зависимости от адхикары, от своих способностей и натуры, так или иначе приближаться к ней. Он видел вокруг себя и почтительно склонялся перед теми, кто продвигался по пути истины, перед учителями, знающими путь. В старину такие люди были учителями его юности, столпами его общества, вдохновителями и основоположниками его цивилизации, великими светочами его культуры. Духовная свобода, духовное совершенство не фигурировали в качестве далекого и недосягаемого идеала, но представлялись в виде наивысшей человеческой цели, до которой в конечном счете дорастет каждый, а жизнь и Дхарма становились практической основой для ее достижения. Идея духовности направляла, озаряла и концентрировала в себе все прочие жизненные мотивации великого и высокоцивилизованного народа.
6
Таковы принципиальные мотивы, на которых основывалась структура индийской цивилизации и которые составляют сущность ее концепции жизни. Не думаю, что можно утверждать, будто эта концепция уступает другим, содержащимся в других культурах, известных человеку в историческом прошлом. Здесь нет ничего указывающего на неприятие жизни и ее процветания, на лишение человека жизненного стимула, возвышенных устремлений и великой мотивации. Напротив, это полное и открытое признание и исследование жизни в ее многообразии, масштабности и мощи, это ясная, мудрая и благородная концепция правильного управления жизнью, это идеальная тенденция к ее всестороннему возвышению и великий призыв к достижению высочайшего возможного совершенства и величия. Культура играет здесь первостепенную роль, ибо речь идет о возвышении человека над грубым и примитивным варварством. Если цивилизация оценивается по силе своих идей и по их применимости для достижения этих великих целей, то индийская цивилизация не уступает никакой другой. Разумеется, она несовершенна, неокончательна, не завершена – но этого нельзя сказать ни об одной культурной идее или системе прошлого или настоящего. Человек в своей глубинной сути есть существо бесконечное, он постоянно развивает свой ум и образ жизни – пусть оступаясь и сбиваясь с пути, – поэтому он не может быть навечно скован какой-то одной системой идей или жизненных правил. Структуры, в которых он живет, несовершенны и условны; даже те, что производят впечатление наиболее всеобъемлющих, утрачивают с течением времени свою силу и обрекаются на несостоятельность, после чего должны быть заменены или изменены. И все же, по меньшей мере, одно можно признать за
Но любая культура стремится к завершенности, к тому, чтобы не просто рождать великие и благородные вдохновляющие идеи, но и создавать гармонию форм и ритмов, фундамент, на котором смогут развиваться и идеи, и жизнь. И здесь нам надо быть готовыми к потерям в совершенстве, к нарастанию незавершенности. Причина в том, что как дух шире идей, так идеи шире, чем их формы, фундаменты и ритмы. Форма зафиксирована в своих границах, ни одна форма не способна ни исчерпать, ни полностью передать потенциальные возможности той идеи или силы, которая вызвала ее к жизни. Но точно так же, сколь бы велика ни была идея, ни она, ни ограниченная игра сил или форм не способны передать бесконечность духа – в этом секрет потребности земли в изменениях и прогрессе. Идея всегда лишь частичное выражение духа. Даже в собственных рамках, развиваясь по собственным линиям, идея должна постоянно сохранять гибкость, насыщаться другими взглядами, расширять сферу своего применения и зачастую утрачивать саму себя ради преобразования своего начального смысла в смысл расширенный или сливаться с другими идеями в новом, обогащенном синтезе. Вот почему историю всех великих культур можно разделить на три периода; переход от одного к другому есть необходимость, вытекающая из этой истины. Всегда есть первый период свободного формирования, есть второй период, когда формы и ритмы приобретают четкую определенность, затем наступает заключительный период старения, застоя и распада. Последний период есть наивысший кризис в жизни цивилизации – если она не находит в себе сил, чтобы трансформироваться, она вступает в медленно нарастающий застой или же переживает стремительную агонию от столкновения с более сильными и жизнеспособными, хоть и необязательно более великими и истинными силами или формациями. Однако, когда цивилизация оказывается в состоянии высвободиться из мертвящих канонов, обновить свои идеи и дать выход духу, когда она готова понять, принять и ассимилировать новые формы и потребности, тогда она переживает возрождение, ренессанс, обретает новую жизнь.
Индийская цивилизация прошла через все три периода в свойственной ей величественной и неспешной манере. Начало было положено периодом блестящего духовного расцвета, когда формы были гибки, подвижны и легко отзывались на движения духа. Период гибкости сменился периодом сильного интеллектуализма, когда движение стало застывать в четких, достаточно сложных, но все еще податливых формах и ритмах. Но в результате наступил период кристаллизации и фиксации, сотрясаемых кризисами, которые сопровождались частичной сменой идей и модификациями форм. В конечном счете малоподвижность форм возобладала, жизнь духа стала приходить в упадок, начался застой жизненных сил и постепенный распад внешних структур. Столкновение с другими культурами на некоторое время остановило процесс распада, но затем резко ускорило его. Сейчас мы переживаем разгар яростного и решающего кризиса, вызванного тем, что нас заполонил Запад и все, что за ним стоит. Началась ломка, сперва угрожавшая нашей культуре полной и необратимой гибелью, однако теперь уже ясно, что движение пошло в обратном направлении и возникла сильная надежда на возрождение, трансформацию и обновление. Для исследователей культур каждый период по-своему значим. В желании понять основной дух индийской цивилизации мы должны обращаться к первому, формообразующему периоду, к ранней эпохе Вед и Упанишад: ко временам героическим и творческим, когда семена грядущего ложились в почву. В желании понять установившиеся формы духа и основополагающие ритмы жизни, которые они в конечном счете задали, мы должны внимательно рассмотреть средний период Шастр и классической литературы – эпоху философии и науки, законодательной, политической и социальной теории, многосторонней критической мысли, религиозных канонов, искусства, скульптуры, живописи, архитектуры. В желании обнаружить ограниченность, найти точки, где цивилизация затормозилась и не сумела полностью развиться или проявить свой истинный дух, мы должны тщательно изучить несчастливые приметы периода упадка. И, наконец, в желании представить себе, по каким направлениям может пойти преобразование, мы должны проникнуть мыслью в то, что стоит за пока еще сумбурным движением кризиса, ведущего к возрождению. Понятно, что ни один из периодов не может рассматриваться в полном отрыве от остальных, ибо то, что развилось в определенном периоде, было заложено и наметилось в предыдущем, но все же, пусть в достаточно общем и не очень точном виде, мы должны провести различие между ними, что необходимо для серьезного анализа. В данное время нас занимают развитые формы и основные ритмы, сохранявшиеся на протяжении периодов величия.
Индийская культура столкнулась с необходимостью создания прочной внешней основы, на которой могло бы зиждиться практическое воплощение духа и концепции жизни. Как взять естественную человеческую жизнь и, оставляя ей достаточно возможностей для многообразного и свободного развития, все же подчинить ее закону, канону, Дхарме, которые, в свою очередь, должны быть законами различных социальных функций, законами различных человеческих типов, законами для каждой реальной и неидеальной человеческой склонности, но вместе с тем и законом наивысшего идеального намерения? И как направить Дхарму на самоисчерпание и на прекращение дисциплинарной функции при достижении свободы в духе? Уже на ранних стадиях развития индийская культура выработала двойственную идею, ставшую основой организации жизни личности в рамках общества: систему четырех варн и четырех ашрам – четырех классов общества и четырех стадий развития личности.
Изначальную чатурварнью не следует судить по тому, во что она превратилась позднее, когда выродилась в бессмысленную пародию на саму себя. С другой стороны, она никогда не была в строгом смысле системой классового разделения, известной нам по другим цивилизациям и включавшей в себя жречество, аристократию, купечество и рабов или наемных работников. Она поначалу обладала этими внешними признаками, но несла в себе совершенно иной смысл. Соответственно идее древней Индии, люди по природе бывают четырех основных типов. Прежде всего и превыше всего – человек знания, мыслящий и образованный, за ним следует человек власти и действия, правитель, воин, лидер, администратор, третий по рангу – человек, связанный с экономикой, умеющий делать деньги, негоциант, ремесленник, землевладелец. Люди этих трех категорий – брахманы, кшатрии, вайшьи считались дваждырожденными, ибо проходили обряд посвящения. Последним шел наименее развитый тип человека, еще непригодный для более высоких ступеней, не слишком интеллектуальный, не слишком сильный, не способный ни к творческому, ни к умственному труду, могущий быть использованным для простого ручного труда – шудры. Экономически общество было построено в соответствии с этими четырьмя градациями четырех типов людей. Брахманы поставляли обществу священнослужителей, мыслителей, людей пишущих, законодателей, ученых, религиозных лидеров и наставников. Из кшатриев выходили цари, воины, правители и администраторы; из вайшьев – производители, землепашцы, мастеровые, ремесленники, купцы. Шудры были работниками и прислугой. В этой структуре не было ничего необычного, за исключением, может быть, ее поразительной устойчивости и стабильности и еще, пожалуй, верховенства, которое отводилось религии и учености: люди мысли не только оказывались на верхней иерархической ступени – есть и другие цивилизации, в которых это было так, – но и обладали верховной властью. В чистом виде индийская идея фиксировала социальный статус человека не по его рождению, а по его способностям и внутренней природе, и если бы это правило строго соблюдалось, оно ставило бы во главе общества людей уникального превосходства. Но поскольку даже наилучшее общество устроено наподобие машины и тяготеет к материальным признакам стандарта, то действительное строительство общества на столь тонкой психологической основе было бы в те времена делом трудным и тщетным. На практике мы обнаруживаем, что варна зависела от рождения. Однако не в этом нужно искать черты отличия, которые сделали данную социальную систему единственной в своем роде.
Никогда не было абсолютным и соблюдение экономических правил. На ранних стадиях существовала значительная гибкость, которая не исчезла окончательно даже и при последовавшей позднее кристаллизации в сложные, фиксированные формы. Экономические функции продолжали оставаться достаточно запутанными и в условиях позднейшего ужесточения кастовой системы. Жизненная энергия бурно развивающегося общества не может на каждом шагу подчиняться условностям схем и традиций, некогда созданным склонным к механистичности умом. Более того, всегда существовало расхождение между идеальной теорией и грубой, далекой от идеальности практикой. Материальная сторона идеи или системы даже в свои лучшие времена страдает слабостями, а конечный дефект всех систем в том и заключается, что они приходят к фиксированной иерархичности и уже не могут ни сохранять первоначальную чистоту намерений, ни соответствовать утилитарным целям, ради которых создавались. Остается лишенная души форма, которая прозябает в состоянии разложения, вырождения и гнетущего формализма: цели, ради которых все это было нужно, упущены из виду, но тем не менее формальная система существует, давно утратив связь с развивающимися потребностями человека, разлагая правду жизни и мешая прогрессу. Индийское общество не избежало этого общего закона, попало в ловушку собственных недостатков, утратило подлинное ощущение того, что было некогда призвано воплощать, выродилось в хаос каст, развило в себе пороки, от которых нам так трудно сейчас избавиться. Однако в свое время это была хорошо продуманная и необходимая система, которая дала обществу твердую стабильность на благородной основе, столь ему нужную для спокойного культурного развития – равной стабильности, пожалуй, не знала никакая другая культура. И, как того требовал индийский гений, это было нечто большее, чем внешний экономический, политический и социальный механизм для удовлетворения нужд и для удобства общинной жизни.