Штаб армейский, штаб фронтовой
Шрифт:
4 сентября после артподготовки дружно поднялся в атаку 126-й гвардейский стрелковый полк, наступавший на левом фланге дивизии. Возглавлял его гвардии подполковник П. П. Внук, военкомом был гвардии старший батальонный комиссар И. И. Денисов, начальником штаба - гвардии майор Г. А. Бочаров. Батальоны вклинились во вражескую оборону, но гитлеровцы тут же остервенело ринулись в ответную атаку при поддержке полутора десятка танков. Наиболее тревожная обстановка сложилась в 3-м батальоне, где тяжело ранило командира. Его заменил начальник штаба полка Г. А. Бочаров, срочно прибывший в батальон вместе с комиссаром И. И. Денисовым. Под их руководством удалось отразить натиск фашистов и продолжить наступление.
Как рассказывал начальник политотдела армии А. И. Ковалевский, самоотверженно действовали все политработники этой дивизии. Комиссар 122-го гвардейского стрелкового полка гвардии батальонный
Инициативу и находчивость проявляли многие бывшие десантники. Так, командир взвода из 122-го гвардейского стрелкового полка гвардии лейтенант П. И. Андропов разведал, что одна из многочисленных балок слабее, чем другие участки, простреливалась противником, а по ней можно было выйти в тыл вражескому подразделению, оборонявшему высотку. Андропов повел взвод по балке. Замысел удался, наши воины внезапно атаковали гитлеровцев. Многих из них гвардейцы перебили и захватили высотку. Андропов был ранен, но остался в строю. Только после третьего ранения командир ушел в медпункт{200}.
Успешно действовал и взвод гвардии младшего лейтенанта А. П. Вакулинского. Противник контратаковал его, однако наши воины отразили удар. Пулеметчик И. Несембаев был дважды ранен, но продолжал вести огонь из "максима". Фашисты близко подобрались к нему и стали забрасывать гранатами. Несембаеву удалось поймать на лету одну за другой две гранаты и метнуть их обратно. Вражеская пуля оборвала жизнь отважного воина. В его партбилете товарищи обнаружили записку: "Ни шагу назад! Не уйду со своей позиции, погибну, но в своем окопе. Родина моя - за моей спиной. И если погибну, то погибну героем". Он был десантником, два ордена украшали его грудь...
В этом бою ранило и командира взвода. Уходя в медпункт, гвардии младший лейтенант Вакулинский наказывал воинам брать пример стойкости с Исупа Несембаева. Гвардейцы удержали рубеж. При отражении контратаки они подбили три танка, уничтожили немало фашистов{201}.
Второй день ожесточенного сражения подходил к концу. Раскаленный диск солнца медленно погружался в почти непроницаемое марево густой пыли и удушливого дыма. Однако приближавшаяся ночь не сулила отдыха ни окружающей среде, как мы теперь часто называем природу, ни тем более людям, ибо было решено не снижать активности и с наступлением темноты, когда бездействовала авиация противника и почти исключался прицельный огонь его артиллерии. В ночных условиях наши воины, и прежде всего бывшие десантники, могли причинить немало вреда даже глубоко зарывшемуся в землю врагу.
Вот интересное свидетельство участника боев под Сталинградом бывшего генерал-майора вермахта фон Меллентина. Он писал: "По существу, каждому наступлению русских предшествовало широко применяемое просачивание через линию фронта небольших подразделений и отдельных групп. В такого рода боевых действиях никто еще не превзошел русских. Как бы тщательно ни было организовано наблюдение на переднем крае, русские совершенно неожиданно оказывались в самом центре нашего расположения, причем никто никогда не знал, как им удалось туда проникнуть. В самых невероятных местах, где продвижение было особенно затруднено, они появлялись значительными группами и немедленно окапывались... Самым поразительным было то, что хотя все находились в состоянии полной боевой готовности и не смыкали глаз всю ночь, наутро можно было обнаружить прочно окопавшиеся глубоко в нашем тылу целые подразделения русских со всем вооружением и боеприпасами. Такое просачивание обычно проводилось с величайшим искусством, почти бесшумно и без единого выстрела. Такой тактический прием применялся русскими сотни раз и обеспечивал им значительный успех. Против подобных действий существует одно средство: создать глубокоэшелонированную оборону, занять ее многочисленными войсками, организовать круглосуточное патрулирование и, что самое главное, создать достаточные местные резервы, готовые в любой момент вступить в бой и заставить противника отступить"{202}.
Надо сказать, что в данном случае командование немецкого 14-го танкового корпуса сумело соблюсти все эти условия, тем не менее мы успешно применили такой столь пугавший противника прием. Наш штаб наметил направление действий и исполнителей. Политотдел дал указание с наступлением ночи собрать в подразделениях коммунистов и комсомольцев. На коротких собраниях они поклялись, не жалея крови и самой жизни, выполнить поставленные задачи.
Ночные действия
В ту ночь состоялась памятная для меня встреча. В нашем штабе побывал командарм Р. Я. Малиновский. Родиону Яковлевичу, которого видел впервые, я доложил по приказанию генерала Москаленко обстановку. Крепко скроенный, с чуть коротковатой, как у борца, шеей, пригнувшись, чтобы не удариться о притолоку двери, вошел к нам этот известный по испанским событиям "колонель (полковник) Малино". Нелегко, подумалось мне, было с этаким скуластым лицом выдавать себя в Испании за француза, даже владея разговорной французской речью.
Родион Яковлевич был сосредоточен и молчалив. Это объяснялось, думаю, не только присущей ему нетерпимостью к многословию, но и тем, что он понимал, сколь трудную задачу предстояло выполнить его армии. Малиновский обратился к нам с необычной просьбой - выделить несколько толковых командиров из штаба, чтобы помочь по возможности скорее и без потерь вывести войска его 66-й армии в назначенные районы. Они почти сплошь были укомплектованы недавними запасниками старших возрастов, включая командный и штабной состав, и эти люди нередко с большим трудом ориентировались на однообразной степной местности.
Полковник Г. А. Любимов, заместитель генерала Мартьянова, предложил послать майора А. И. Смолякова, капитана К. М. Агакишева и старшего лейтенанта А. С. Потанина. Я согласился с двумя кандидатами, а в отношении Агакишева засомневался:
– Казандар Гюль-Мамедович - горец, едва ли он хорошо ориентируется в степи...
– Представьте себе,- заверил Любимов,- что он делает это не хуже меня!
Всех троих представили Родиону Яковлевичу, и он остался очень доволен ими.
Таково было мое знакомство с Р. Я. Малиновским. В дальнейшем наши фронтовые пути неоднократно перекрещивались, а в послевоенные годы, в бытность мою заместителем начальника Генерального штаба, когда Родион Яковлевич являлся Министром обороны, я несколько лет работал под его непосредственным руководством. А тогда, под Сталинградом, ему шел 44-й год, он был в расцвете сил, накопил уже немалый боевой и жизненный опыт. Прожитое им время было полно самыми разнообразными перипетиями. В первую мировую войну он сражался во Франции в составе русского экспедиционного корпуса. События, связанные с этим и последующим возвращением на Родину через Владивосток, настолько выходили за рамки обычной солдатской судьбы, что Родион Яковлевич для описания их прибегнул много лет спустя к художественному повествованию, названному им "Солдаты России". В гражданскую войну он бился с белогвардейцами в рядах легендарной 27-й стрелковой дивизии под командованием В. К. Путны. В 1937-1938 годах будущий маршал сражался с франкистами в республиканской Испании. В первые месяцы Великой Отечественной войны он командовал стрелковым корпусом, отличившимся в боях, затем 6-й армией, а с декабря 1941 по июль 1942 года возглавлял войска Южного фронта. Переход вновь на должность командарма был связан, видимо, с неудачами этого фронта в Харьковской операции. Р. Я. Малиновский в повседневной работе отличался необычной собранностью, аккуратностью, предельным лаконизмом в устных и письменных приказах и одновременно был до дерзости смел при принятии и проведении в жизнь решений на бой и операцию.
Вскоре побывал у нас и начальник штаба 24-й армии генерал-майор Н. В. Корнеев. Он передал мне привет от своего командарма Д. Т. Козлова и сказал, что Дмитрий Тимофеевич очень жалел, что не смог отлучиться из войск сам, но при первой же возможности будет рад повидаться со мной и поговорить за кружкой молока. При этом Николай Васильевич хитровато посмотрел на меня и подмигнул: "Знаем мы, дескать, это молочко крепостью 40 градусов, а то и больше". Ему было невдомек, что я и впрямь ничего, кроме воды и молока, не пью. Я, естественно, в свою очередь попросил передать, что всегда буду рад повидаться со своим первым боевым командиром.