Штамповка 2067
Шрифт:
– Дайте чек-лист, – седобородый не глядя протягивает руку.
Он пробегает глазами протокол испытаний. Смотрит на фото, выведенное на экран рядом с пустыми койками, и быстро отводит взгляд.
– Операционная готова?
– Конечно, господин Дэй. Пластические хирурги ждут.
В сеточке благородных морщин вокруг усталых глаз впервые за много дней появляется нечто новое – надежда.
– Приступайте.
Он выходит, стараясь не смотреть на фотографию на мониторе.
Просыпайся,
«Господин Дэй должен умереть».
Ритмично стучит в висках. Недавно что-то было – больной сон мучил, сжирал мозг, вытравливал что-то важное, загонял кого-то обессиленного в тёмный багажник. Потом долго – сколько? – не было ничего. Наконец в пустоте и тишине возник звук, зацикленный и великолепно бессмысленный.
Рекламное объявление. Голос вперемешку с музыкой льётся из колонок в потолке вагона.
– Тени «Анджелик» помогут вам создать неповторимый образ. Вы исключительны. Позвольте вашему внутреннему миру проявиться во всём его многообразии.
Вагон покачивается. Колёса выстукивают внутри пустого черепа. Ни одной связной мысли.
– Очки «Мэйрэй» подчеркнут вашу уникальность. Мир в новых красках – весь ваш.
Я открываю глаза. Передо мной пластиковое сиденье, оранжевое. Оно привинчено к решётчатому полу большими мятыми гайками. Захватанные поручни, в стыках скопилась грязь. Ремни с пластиковыми рукоятками болтаются в такт покачиванию. Давно не мытое стекло, в нём отражение человека.
Он мне незнаком. Я точно его не знаю. Я никогда его раньше не видел.
Это я. Я вагоне метро. Это я отражаюсь в стекле.
В воздухе застоявшиеся запахи: гарь тормозов, старая смазка, неистребимый смрад толпы. Сейчас в вагоне никого, кроме меня. Массивный мужчина в затасканном плаще, с бычьей шеей, с мозолистыми кулаками – это я.
За тёмным стеклом проплывают вереницы фонарей. Огни вдалеке – пристань, набережные, там залив. Поезд идёт по восточной ветке, от станции Героев космоса к Возрожденческой. Я в этом уверен. Я родился в этом городе и прожил тут всю жизнь.
В голове проясняется. Разрозненные картинки собираются в уме. Я начинаю вспоминать.
Они мертвы. Они все мертвы.
Женщина, девочка лет пяти – расстрелянные, в крови – это моя жена и моя дочь. Мне становится больно. Человек в отражении хватается за грудь.
Прошло уже… четыре года с того вечера. Я не могу остановиться, не могу забыть. Воспоминания причиняют боль, но они же ставят всё на свои места.
Я тогда был простым полицейским. Обычным человеком. Образцовым мужем и отцом. Жизнь была прекрасна. Настоящая сказка.
«Что ещё за сраная сказка?!» Кто-то кричит мне в ухо изнутри черепа. «Не было ничего! Очнись, дебил!»
В вагоне только я. Человек в отражении мотает головой и хлопает себя по вискам.
…Нет,
Так и надо думать. Такие мысли мне больше подходят.
Человек в мутном стекле успокаивается.
Я помню всё так ясно, будто это случилось только что. Я пришёл домой и сразу почувствовал беду, что-то зловещее в сгустившемся воздухе. Что-то недоброе в тишине, необычной даже для пригородного дома. Инстинкт сам вложил в мою руку табельный пистолет.
Я нашёл их в спальне. Эльвира и Вера, мои жена и дочка – расстреляны в упор. Брызги крови на занавесках – словно подпись безумного художника.
Двое убийц ждали меня там же. Из нас троих я оказался самым быстрым, самым метким, самым живучим. Я получил две пули, они – всё, что было у меня в обойме. Я помню наслаждение, с которым их убивал, и какую-то детскую обиду от того, что они могут умереть всего один раз.
Помню, как держал на руках тело жены. Как накрывал одеяльцем мёртвую дочку.
Человек в отражении сотрясается от рыданий. Я утираю лицо, но оно сухое – я разучился плакать давным-давно.
Я помню всё так, будто это случилось только что. Это ложь, что время лечит. Некоторые раны не заживают никогда.
Я очень изменился с тех пор – примерного семьянина и образцового копа больше нет. Теперь я весь в татуировках, набрал двадцать с лишним кило мышц. Виски и затылок у меня выбриты, в них торчат порты для кабелей и инъекторов. На улицах города вместо хорошего парня в моём лице появился бандит, безжалостный, беспощадный и опасный. Мне нечего терять.
«Мне нечего терять… Ну ты и пафосный придурок. Если скажешь такое вслух – вырви себе язык».
Внутри кто-то насмехается, но на него можно не обращать внимания. Он затихнет. Его голос не громче вздоха в урагане.
Пытаясь успокоиться, я провожу рукой по волосам – теперь у меня неряшливая короткая шевелюра вместо длинных волос и бакенбард, которые так нравились жене. Я готов поклясться, что чувствую на щеке руку дочери – она любила брать мои бакены в горсть и тянуть, и мы с женой смеялись, и дочка смеялась, и было так хорошо, так хорошо…
Их у меня отняли. Внутри у меня теперь только куча боевых имплантов – и жгучее желание отомстить.
Я быстро узнал, что всё было не случайно. Моя жена работала в корпорации «Тригон глобал» и узнала кое-что, чего не должна была знать. Она собиралась вывести их на чистую воду. Собиралась вытащить на свет божий все их грязные делишки, все преступления этой криминальной империи.
Я знаю, что приказ её убить отдал лично глава корпорации, Николас Дэй. Он звонил мне, чтобы принести извинения – на самом деле, чтобы поиздеваться. Я помню его голос – голос сумасшедшего садиста.