Штангист: Назад в СССР. Том 2
Шрифт:
Рыков, кажется, тоже подумал о них, потому что снова закопошился. Он стал стучаться в двери, дергать ручки, постоянно топоча и ругаясь.
— Я закрыла мой кабинет, — пояснила Тамара Степановна тоже, кажется, услышав этот шум.
Когда Рыков вновь затих, я прислушался внимательнее: прислонился ухом к замочной скважине. По ту сторону ничего не было слышно. А потом зазвучал тихий плач отчаявшегося мужчины. Это плакал бывший тренер по тяжелой атлетике Вадим Сергеевич Рыков.
Глава 9
Тихий
— Что на него нашло-то? — Спросила Тамара Степановна, обмахиваясь какими-то документами. — С ума спятил, что ли?
Ее бледное лицо уже стало потихоньку розоветь. С перепугу завхоз вспотела, и на ее лбу выступила обильная испарина. Темное платье, в которое сегодня оделась грузная женщина, немного ослабло на плечах. Рыков разорвал ее белый кружевной воротничок, и он теперь весел складками у Тамары Степановны на шее. Открывал дрябловатую кожу немолодой уже женщины.
— Сгорел на работе, — сказал я устало.
Потом поморщился от боли в пояснице, когда она стала снова подходить. Адреналин, видимо, отступил. Теперь боль брала свое в двойном размере. Дышать стало трудновато. Каждое расширение диафрагмы отдавало в пояснице. Однако я старался не подавать виду, что мне больно.
— Что с тобой, Вова? — Женщина встала, торопливо потоптал ко мне, — ты поранился? Этот, — она указала взглядом на дверь. — Этот тебя поранил?
Она опустилась, стала заботливо осматривать мне лицо.
— Все хорошо, — ответил я. — Просто немного спину сорвал. А так целый.
— Вова… — Из-за двери вдруг донесся голос Рыкова.
Голос был слабым и потерял теперь любые нотки жесткости, к которым все знакомые Рыкова уже так привыкли. Стал он хрипловатым и каким-то жалким. Словно говорил с той стороны умирающий человек.
— Вова, ты меня слышишь?
— Слышу, — сказал я.
— Вы вызвали милицию?
— Да.
Тамара Степановна опасливо притихла, прислушалась к жалобному тону бывшего тренера.
— Вот и хорошо, — не сразу ответил Рыков. — Хорошо. Поделом мне. Я… Я сам во всем этом виноват. Сам себя загубил своими же делами… Нету мне прощения.
Не ответив, я только глянул на завхоза. Она непонимающе приподняла брови.
— Надеюсь, вы правда это поняли, а не пытаетесь надавить на жалость, — ответил я Рыкову.
— Понял, понял Вова. Я много гадостей сегодня наделал… На душе они у меня весят тяжким грузом. Я… В общем… Я своего племянника, Гришу сильно поранил. Голову ему разбил. А потом убежал. Струсил…
Такое чувство у меня сложилось, что Рыков, когда охолону от своих эмоций, решил напоследок… исповедаться. Он рассказал мне и
— Но… Но я никогда в жизни не думал, что до такого может дойти, — продолжал он. — Я просто хотел подняться. Хотел хорошую карьеру сделать. Хотел признания. Важным быть хотел. Пользу приносить.
— Даже сейчас вы про пользу в последнюю очередь говорите, Вадим Сергеевич, — ответил я. — А ведь всего этого можно было добиться и иначе. Когда знаешь, что тебе надо делать, просто делай. Упорно работай и не сворачивай с пути. И тогда добьешься своего. Штанга именно этому учит. Чтобы быть упорным. А вы пошли по другому пути. По легкому.
— Ты про таблетки? Про взятки?
— Про это тоже. Когда ходишь по чужим головам, можно закончить, как вы.
Рыков молчал долго. Когда все же решился заговорить, ответил:
— Дурак я был. Я ни о ком кроме себя не думал. Даже о семье своей не думал. Мне казалось, стань я успешным, и им будет хорошо. Что я ради них это все делаю. Да только в глубине души я знал, что все только ради себя самого.
— Успешным, — хмыкнул я. — Это вы про что? Про деньги? Про зажиточную жизнь?
— А… А про что ж еще? — Спросил вдруг растерявшийся Рыков.
— По-моему, успешным можно быть и иначе. Если хорошо, на совесть, свое дело делаешь. Если свое дело любишь. Если тебя все вокруг уважают, — вот это тоже успешность. Хоть и немного другого рода. Знаете, Вадим Сергеевич, по-честному вам сказать, даже до всего, что вы натворили, я Константина Викторовича считал и сейчас считаю, в сто крат успешнее вас.
Рыков за дверью молчал. Внимательно слушал.
— Успешнее, потому что он свое дело любит. Потому что стоит за своих подопечных горой. Он хороший человек и хороший, настоящий тренер. Он привязал к себе ребят своим отношением, а не пустыми обещаниями об успехах в спорте. Пусть, немного из них стали настоящими спортсменами, но настоящими людьми — все.
Гробовая тишина почти на полминуты поселилась в коридоре. Рыков, не решался ответить. Не решался проронить ни слова. А потом, наконец, смог выдавить из себя слова извинений:
— Прости меня, Вова, — снова заплакал Рыков по ту сторону. — Прости, хоть нету мне прощения… Я ж чуть ребенка не убил… Разве ж так можно? Нелюдь я. Нелюдь и никто больше…
В глазах Тамара Степановны заблестело явное сострадание к Рыкову. Она с трудом сглотнула комок, подкативший к горлу.
— Понимаю, не сможешь ты меня простить, но знай, что я правда раскаиваюсь. Я столько глупостей в жизни натворил, что теперь уж мне от них никуда не деться. Надо… Надо за них ответить.
— Надо, — согласился я.