Штиль во время шторма

Aidan Show

– Но это может испортить ей жизнь.

– Про Мирославу вы не подумали, когда поступили так? Или ваша дочь ушла от наказания, потому что она именно ваша дочь? И по своей воле ли она оказалась там, где оказалась?

– На что вы намекаете?
– Прокопич нутром чувствовал силу этой удивительной девушки, невольно восхищаясь стойкостью её духа и отсутствием страха, глядя ему в глаза.

– Намекаю именно на то, о чем вы подумали. Лучше дайте ей свободу, пусть набьет свои шишки и займётся тем, чем она хочет, а не тем, на чем настоял отец.

–

Знаете, Валерия, вы очень мудры, настойчивы и талантливы. Мне бы очень хотелось, чтобы моя дочь обладала такими качествами, но не уверен, что она готова ко взрослой жизни.

– А вы попробуйте. Родители часто недооценивают своих детей.
– мудро подметила хозяйка.

– Хорошо. Но эту картину, я все же хотел бы приобрести, насколько мне понятно она продаётся.
– он кивнул в сторону "Бессонных ночей" и улыбнулся.

Странно, но после этого разговора ей стало также легче, как после случая с Владом, будто она закрыла и этот гештальт.

Для себя она решила, что готова.

Готова к этому страшному и неизвестному.***Его телефон разразился мелодией ближе к вечеру.

Звонящий абонент «Михеева».

Странно.

Первая мысль, что отразилась в его голове. Вообще крайняя неделя выдалась достаточно пугающей. И это ещё мягко сказано. Лера прошлым вечером отказалась от ужина, а сегодня рано утром умчала по очень важным делам.

Ага.

В 6 утра.

Как же.

Но после того, как Шумов ответил на звонок, его сердце ухнуло.

– Приезжай в больницу к Тамаре Владимировне, я буду ждать тебя на ресепшен – сказала Михеева и положила трубку.

Ничего не помнит.

Как собирался, как злясь искал ключи, как доехал до клиники и криво припарковался, занимая пару парковочных мест, как бежал в больницу, сбивая кого-то на пути.

Очнулся лишь тогда, когда поникшая и заплаканная Инна встретила его, где и договаривались.

Её мелко трясло, а взгляд показался ему рассеянным. Он молча подошёл к ней, крепко обнимая, а после она разрыдалась, так горько и больно, что Шумову хотелось завыть или проснуться.

– Что случилось?
– тихо спросил он.

– Она… она… - сотрясаясь в рыданиях Инна пыталась взять себя в руки, но выходило паршиво.

Шумов отстранился, держа Инну за плечи.

– Жива? Кивни если да!

Кивок.

– Уже хорошо, давай ты выпьешь водички и успокоишься. Хорошо?

Кивок.

Через 5 минут они присели на лавочку рядом со входом на улице и закурили.

– В общем, 1-го числа, когда у неё взяли кровь, Тамаре не понравились результаты, до меня она смогла дозвониться, лишь когда мы со Стасом прилетели домой после моря. В этот понедельник мы с Лерой пошли к ней на приём. Лере назначили УЗИ и много анализов, она заплатила за срочность. И у неё заподозрили карциному яичника.

– По-русски пожалуйста.
– устало ответил Шумов.

– Да-да.
– рассеянно

сказала Инна, крепче затягиваясь сигаретой.
– Это рак яичников. В случае Леры, в правом. У неё взяли биопсию и обнаружили вторую стадию.

– Это плохо?

– Рак в принципе так себе вещь, я скажу.
– пыталась пошутить подруга.

– Но она же не так давно беременела, где-то 3 года назад её проверяли.

– 3 года - огромный срок для такой болезни, но скорее всего после этого все и началось. Видишь ли, рак такая штука, которая растёт и питается за счет плохих эмоций, а у Леры он ещё и наследственный. Иногда люди с нуля сгорают за пол года, а иногда, как её бабушка, могут жить годами в ремиссии.

– А у Леры?
– с надеждой уточнил он.

– Сегодня ей сделали операцию, чтобы удалить злокачественную опухоль, поэтому пришлось удалить правый яичник. Сначала все шло достаточно хорошо, но потом она стремительно стала терять кровь, а при больших потерях крови люди либо не выживают, либо из-за дикой нагрузки впадают в кому. Но наша девочка сильная. Сейчас она находится в реанимации, к ней пока что нельзя. Она хотела сама позвонить, но предупредила, что если что-то пойдёт не так, то позвонить тебе и её родителям. Им я уже сообщила, она завтра вылетают сюда.

Шумов понял, что не дышал, пока она говорила. Сердце глухой болью отдавало где-то в районе горла. Ему хотелось заплакать, буквально и сильно. Весь мир и его проблемы перестали существовать для Шумова, кроме Леры.

Его Леры.

Почему она сразу не сказала?

Почему не поделилась с ним этим горем?

Чего испугалась?

Дурочка...

Какая же она у него дурочка!***Лера очнулась только через 3 долгих дня.Всё тело ломило, во рту будто все высохло, как в пустыне, голова нещадно болела, а в висках, словно маленькие молоточки отбивали неизвестный ей ритм.

Безумно хотелось пить и чтобы боль прекратилась, она ненадолго открыла глаза, пытаясь понять где она, но ослабленный организм решил иначе, толкая её в беспокойный сон.

Ближе к вечеру ей вновь удалось проснуться, так она заметила сидящего рядом с её кроватью Андрея, который опустив голову на её матрац спал, держа Леру за руку, а на диване калачиком свернувшуюся маму. От этой картины стало больно. Больно, что не смогла им признаться.

Струсила.

А что, если бы она не смогла с ними попрощаться?

Не увидела бы родные лица и не прижалась бы к маме, как в детстве, когда было страшно и больно прямо как сейчас.

Или не смогла бы коснуться любимых губ своего Шума?

Что тогда?

От этих мыслей захотелось навзрыд заплакать и бесконечно просить прощения, обещая так больше никогда не делать и не оставлять их.

Шумов сонно пошевелился, крепче сжимая ладонь Леры, ощущая при этом ответное действие.

Он в миг проснулся, и даже слегка подскочил на стуле, пытаясь разглядеть свою девочку, но увидел полные глаза слез и трясущуюся губу Богатыревой.