Шторм-2

Райт Корвин

Рыжебородые, однако же, и не помышляли выходить в море. Шторм вогнал их корабль в песок по самое брюхо, вытолкать его не было никакой возможности, и теперь требовался прилив, чтобы драккар мог проститься с чёрными соснами.

Гриду бросили овчину, которую он пристроил под спину, зарылся в неё и вяло наблюдал за происходящим. Когда рыжебородые привыкли к присутствию пленных и успокоили свои стерегущие инстинкты, Хольдер попытался заговорить с Гридом. Сперва осторожно, только несколькими словами. Потом, видя, что это ни у кого из их пленителей не вызывает злобы, Хольдер сказал:

– Они ищут

того, кто убил Йорка. Хотят привезти его голову в Игрубс, где живут родичи их предводителя, потому что боятся, что их ждёт кара.

Хольдер понимал язык рыжебородых. Он сам был даном. Правда, большую часть жизни он провёл под стягами Ругарда – главного города ругов, но мяукающий язык викингов был для него родным.

Грид закинул голову на овчину и равнодушно посмотрел в пустое небо, делая вид, что эта новость ему мало интересна.

Хольдер обернулся украдкой и продолжил:

– Йорк у меня на глазах перерубил почти всех с нашего корабля…

– Ну и что? – вяло спросил Грид.

– Ни я, ни Трогги его не убивали.

– Может, это сделал Одриг?

– Откуда ты знаешь о Минус половине? – сощурив волчьи глаза спросил Хольдер.

Грид понял, что выдал себя.

– Неплохая будет награда тому, кто найдёт убийцу Йорка. Может быть, лишняя миска похлёбки? Хотя, похлёбка не бывает лишней. Не так ли, Хольдер? – сказал он вонзив взгляд в ветряжного.

– Кто ты? – тихо спросил Хольдер.

– Когда-нибудь ты сам ответишь на этот вопрос.

Грид приподнялся на локтях.

– А может ты собираешься дёру дать? – спросил он, не сводя взгляда с бывшего соратника.

– Тише! Они понимают нашу речь, – прошептал Хольдер.

– Лучше всего это делать сейчас, в море такой возможности не будет!

– За твоей спиной сидит рыжебородый и держит в руках лук, – опустив глаза сказал бывший предводитель ватаги «Ворона». Он не сводит с нас глаз.

– А в туле 7 у него одиннадцать стрел, – заметил Грид. – А позади тебя сидит ещё один. И у него десять стрел наготове.

7

тул – от праслав. tulъ, от кот. в числе прочего произошли: русск.-церк.-слав. тулъ (; Изборн. Святосл. 1073 г., СПИ и др.), ст.-слав. тоулъ (Рs. Sin.), русск. русск. туло, ср. р. «колчан, влагалище для стрел», болг. тул, словенск. tl, др.-чешск. t'ul, чешск. toul. Родственно др.-инд. tuas м., tu'i ж., tuiras м. «колчан для стрел» (turas), далее, возм., др.-в.-нем. dola «труба, сточный канал»

Хольдер понял, что от этого парня будет больше толку, чем от смирившегося с обстоятельствами Трогги.

Вечером рыжебородые устроили погребальный костёр для своих убитых. Даны вырубили все чёрные сосны, и сложили их ровными колодами, одна поперёк другой.

Йорк возвышался на краде 8 высотой в четыре человеческих роста. Другим мертвецам такой чести не оказали, но скорее потому, что в округе просто больше не осталось подходящих деревьев. Их костры были куда скромнее. Тела ругов свалили в ямную могилу,

как это делают с тушами волков, с которых срезают шкуры, и присыпали их песком.

8

крада – ст.-слав. жертвенный костёр

Новые рабы данов занимались своими соплеменниками. Просить для их мёртвых более достойной участи – кремации, было бесполезно: берег выглядел голым на день пути в любую сторону. Ни одного деревца у последней стоянки «Ворона» не осталось.

Крады взялись огнём гневно и яростно. Всем казалось, что это не сушина, а само небо трещит под напором огня. Огневая буря летела в небо, съедая его раннюю осеннюю хмарь. Превращая её в мёртвое сияющее бесцветие.

Когда драккар вытолкали в море, небо ещё полыхало отсветом кровавого огня. Данам повезло: ветер был с берега. Громадный парус набило ветром, и корабль пошёл на волну, сминая её тяжёлой грудью.

Штиль, каким обычно балует себя море после шторма, собирался только завтра, и это тоже можно было считать везением. Ведь иначе измученным от скорбной работы людям пришлось бы налегать на вёсла.

Грид и Хольдер обессиленные рухнули на лавки, и лишь Трогги болтал как ни в чём не бывало. Его смирение выглядело больше спокойствием, накоплением силы, которую Трогги не тратил на угнетение души. Он просто не мог позволить себе горестных метаний духа. Трогги рассуждал о всяких отвлеченных вещах, передавая своё спокойствие и уверенность соратникам.

– Мы воспринимаем жизнь, – говорил он, – как букет своих привычек, из которого не хотим утратить ни одного, даже самого чахлого цветка. Мы привыкаем даже к плохому, а уж к хорошему мы так привязаны, что его потеря совершенно выводит нас из равновесия. Мы привыкли к тому, что жизнь удобна для нас, что она отстроена по понятным нам правилам. И вот всё рушится…

Хольдер хотел было заткнуть это словоизлияние, но посмотрел на Грида, и понял, что Трогги сейчас надо дать высказаться. Пусть проявит полезность их маленькой дружине через свою неуёмную мудрость. Грид ответил Хольдеру взглядом.

– Даже любовь стала привычкой, – умничал Трогги, не замечая взглядов старого и нового друга. – Сперва она как буря, как шторм, рвёт тебе сердце, бросает тебя на подвиги, а потом, когда души соединяются точно ветер и море, любовь становится привычкой. Ты привыкаешь к тому, что чья-то жизнь вписывается в твою, и ты не хочешь ничего менять. Вот если вспомнить нашу вельву…

Грид, услышав последние слова, сразу очнулся от усталости.

– Побереги силы на завтра, – перебил друга Хольдер, – грести придётся целый день.

– И то верно! – согласился Трогги, закутываясь в протёртую меховину.

Однако спать им пришлось недолго. Даны уверовали в то, что корабль под южным ветром возьмёт слишком далеко в сторону от морских проливов, и уйдёт на Гётланд – остров готов.

– Как они вообще ориентируются ночью, когда звёзды скрыты под тучами? – ворчал Грид, только пристроившийся к лавке.

– Восточное море хорошо понятно тем, чья жизнь проходит на корабле. Здесь потеряться трудно, – позёвывая ответил Трогги.