Штормовое предупреждение
Шрифт:
Морин пытается вычислить, кто стрелял в Джея Ара в очередной серии. Тем временем в параллельной телевизионному миру вселенной Марк Чапман угробил в Нью-Йорке Джона Леннона. Эта смерть затмила ту, что пережил Чарли девять месяцев назад, смерть Аннунцио Паоло Мантовани.
Та потеря еще и сейчас отзывалась в душе болью, ну а вся молодежь планеты молится на Леннона, можно сказать, сразу его канонизировала… Скорбь Чарли по Леннону была скорее сродни развлечению. Он наслаждался значимостью события. Для него Джон Леннон был ливерпульским Гербертом [45] , тот в свое время тоже не сумел придумать такой мелодии, чтобы вымолить себе жизнь.
45
Герберт
Сегодня, в ночь накануне Рождества, Чарли мирно спит рядом со своей женой. Внизу, в гостиной, — красиво упакованные подарки. Завтра на праздничный обед приглашен братец Томми со своей женой Лоррейн. Роберт тоже обещал прийти, когда однажды звонил из этой своей норы в Бэттерси, надо сказать, звонками он их почти не балует. С тех пор как уехал, дома практически не появляется, и что он, как он — неизвестно. У Морин осталась в душе рваная рана, куда все больше просачивается пустота.
Чарли тихонько сопит, за окнами начинает брезжить рождественский рассвет. Чарли кружит в танце жену на паркетном полу, над их головами вращается зеркальный шар, от которого по всей комнате разлетаются разноцветные зайчики. Комната — огромная, такая огромная, что стены теряются где-то вдали, почти невидные. На Морин платье, которое она надевает при просмотре очередной серии "Далласа", но на ногах — почему-то кроссовки.
Чарли смотрит на них, и ему досадно, что кроссовки совсем не подходят к платью, тут он замечает, что пол не паркетный, а ледяной. На нем вдруг появляются тонкие, в волос толщиной, трещины и лужи. Он нервничает, но продолжает танцевать. Звучит "Тот волшебный вечер", в аранжировке Мантовани, но в плавную мелодию почему-то врываются громкие ритмичные перебивки. Это сбивает его, мешает двигаться в нужном темпе. А музыка снова меняется.
Что это… Что они там поставили, черт возьми?
Но почти сразу он узнает этот гимн, который старательно поют детские голоса, надрывающие душу. Это же "Приди, приди, Эммануил" [46] . Чарли сам пел его когда-то в школе, на рождественских утренниках. Он очень любил этот гимн, полный светлой печали и предвкушения чуда.
46
Эммануил (др. — евр. — букв.: с нами Бог). В Библии — второе имя Иисуса Христа.
Приди, приди, Эммануил,
Избавь от скорби Израиль.
Теперь уже весь пол залит водой, но Морин и Чарли продолжают танцевать, отчаянно стараясь не сбиться с шага. Потом, очень медленно, они оба начинают погружаться в воду, и вот уже не видно даже их макушек. Чарли не может дышать. Он хочет схватить Морин за руку, но не находит ее руки. От ужаса он пытается кричать, но захлебывается.
…Чарли открывает глаза, пытаясь понять, где он и что происходит. Чуть прищурившись, он видит пластиковые жалюзи, сквозь которые пробивается утренний свет, светлые, под дерево, обои, когда-то белые, но теперь они скорее цвета желтой магнолии. Значит, он не спит.
Всего несколько секунд уходит на то, чтобы стряхнуть остатки дремоты, потом Чарли вылезает из постели. Кошмарный сон уже забыт. Из радиоприемника доносятся позывные, мелодия гимна: "Приди, приди, Эммануил…" В спальне чересчур тепло. Чарли накидывает халат и открывает окна. Стекла сильно запотели, и множество ручейков катится вниз, к подоконнику, оставляя на нем множество лужиц. В комнату сочится серо-коричневый свет. Раннее утро, только-только рассвело. Чарли всегда был "жаворонком".
Он вытирает лоб фланелевым рукавом, на ткани остается влажная полоса. Очень заметная. Батареи шпарят на полную мощность, и по-прежнему на них нет вентилей, и по-прежнему их невозможно отключить. А на улице — теплынь, будто и не Рождество сегодня.
Чарли оборачивается и смотрит на спящую жену, раскинувшуюся на огромном двуспальном раскладном диване. Она слегка посапывает, на голове туго накрученные бигуди. Под левой ноздрей набухла капелька то ли пота, то ли какой-то еще телесной
Чарли подходит к жене и целомудренно целует ее в щеку. Прошлой ночью они занимались любовью. Может, это был ее рождественский подарок? Или это из-за запарки в "Чародейке", куда он все-таки — ох, зря! — разрешил ей пристроиться? Несколько месяцев после того, как она туда нанялась, ее было не узнать: заводилась в постели мгновенно. А потом все пошло на убыль, но редкие вспышки все же случались, особенно после того, как ей приходилось заполнять огромный гроссбух или долго сводить все дебеты-кредиты.
47
Имеется в виду электрический кипятильник-автомат фирмы "Гоблин", готовящий чай к определенному времени.
Прошлой ночью все кончилось очень быстро, и он почувствовал, с каким облегчением Морин выскользнула из его объятий. Чарли смотрит, как она легонько крутится под одеялом. И вдруг в голове его возникает потрясающая мысль, которую он, впрочем, тут же старательно отгоняет прочь: "Я люблю свою жену".
Проходит несколько секунд. Чарли чувствует, как ему распирает кишки, и направляется в туалет. Идет он очень медленно, неуклюже переставляя ноги. Он всегда чувствовал себя каким-то чужаком в собственном теле, как будто оно было создано не для него, а для кого-то еще. Он чувствовал, что голова его слишком мала для тех грандиозных мыслей, которые иногда его посещают. Ноги тонкие и бледные, на икрах какие-то проплешины, вестники грядущего распада. Он пробовал накачать мышцы, используя модернизированный комплекс упражнений, и тебе изометрические, и изотонические — никакого эффекта. Во-первых, очень скучное занятие, во-вторых, стала болеть спина. И как только Морин все это выдерживает? Непостижимо…
Он испражняется, потом изучает то, что из него исторглось. Кто-то ему рассказы вал, что у немцев в унитазе даже есть специальная палочка для этих целей. С них станется… Чарли всегда знал, что немцы опасная нация, слишком умные, на грани помешательства.
Стул странный, похож на кроличьи "орешки". Подтеревшись, он встает и моет руки, заодно изучая в зеркале свою физиономию. Настроение почему-то паршивое. Странно, чем сильнее предвкушаешь приятный денек, тем более он бывает грустным. Вечно одно и то же. Лицо, смотрящее на него из зеркала, точно такое же, как всегда: какое-то невнятное, слегка веснушчатое, странно-виноватое. Знакомая грива волос, кое-где чешуйки перхоти. Да, еще одного года как не бывало. Томми всегда обвинял его в чрезмерной осторожности. Может, он прав. Может, это правда. Живет в каком-то болоте. Но в болоте ему спокойней, ничего не поделаешь.
Чарли возвращается в спальню. Морин уже встала и с виноватым видом бродит по комнате, похожая на зверька в стеганой, в ромбиках, алой шкурке.
— Привет, детка.
Морин в ответ улыбается:
— С Рождеством, Рок.
Он чмокает ее в щечку и молча простирает руку в сторону огромной коробки, стоящей в углу. На Морин ее банный халат. Тапочки розовые, с белыми, похожими на пуховку для пудры, помпонами. Он подарил ей эти тапочки в прошлом году, в придачу к той штуковине, которая уже пол года праздно стоит в другом углу: электрический вибромассажер, "Трим ю Фит". Чарли обидно, что она так быстро охладела к этому агрегату. Ему даже кажется, что она вообще его не хотела, хотя в момент вручения подарка изобразила невероятное восхищение. Но теперешний его сюрприз попадет в самое яблочко наверняка.
— Сейчас еще слишком рано открывать подарки.
— Для рождественских подарков никогда не рано.
Морин посматривает на неловко обернутую коробку с легким лукавством.
— Что-то огромное.
— А ты открой, ну, смелее…
Морин подходит к коробке и пытается ее поднять.
— Очень тяжелая.
— Угадай, что там?
— Нет, я не смогу.
— А ты попробуй.
— О, Чарли, я не знаю.
— Давай-давай.
От нетерпения Чарли начинает покачиваться с пятки на носок и с носка на пятку, предвкушая изумленные восторги.