Штосс (сборник)

Антонов Сергей Валентинович

– Присуждается Михаилу Чубей-Оторвину!

Голос утонул в громе аплодисментов, а Мишка в ужасе смог стать только на четвереньки. Не меньше пяти минут он дико озирался по сторонам, ожидая, что слуховая галлюцинация вот-вот повторится, но ничего не произошло. Впрочем, так хорошо начавшийся день теперь был испорчен.

Чубей шмыгнул носом. Не с его фамилией соваться в лауреаты! То ли дело Безшапко или Льняной! От этих фамилией даже не веяло, а за версту несло крестьянской мудростью и тонким пониманием нюансов бытия. А Чубей-Оторвин?

– Тьфу!

В гневе Мишка плюнул и угодил прямо на носок своего испачканного в навозе резинового сапога.

– Тьфу!

Нечего сказать удружили ему родители! Спасибочки папашке,

которого он никогда не знал и мамане всегда спьяну твердившей о том, что предком Мишки был не кто-нибудь, а сам Чингиз-хан. Откуда в белибердусской деревеньке с истинно белибердусским названием Нижние Чмыри взяться потомкам Чингиз-хана? Была, правда, слабая надежда на то, что корни батиного генеалогического древа упирались во времена диких кочевников-завоевателей. Он, как-никак прибыл в Чмыри с бригадой кочевых шабашников, наспех слепил коровник, оплодотворил мишкину маму и укатил в неизвестном направлении. Все его поведение свидетельствовало о принадлежности к славной касте чингизидов. От таких мыслей Мишка воспрял духом, встал, приосанился и прошелся вокруг куста конского щавеля, хлопая себя кнутом по голенищу. И вновь наслаждаться сознанием собственного величия Оторвину помешали. На этот раз не галлюцинации и не порно-облака, а самый, что ни на есть человек из плоти и крови. От испещренного коровьими копытами выгона по направлению к Мишке шагал Гриня Бурый. Тощий словно жердь, с длиннющими руками и хитрыми глазенками, рыжеусый Гриня был уверен, что очень похож на одного важного политика прошлых времен. Чтобы убедить в этом остальных, он стремился подражать своему кумиру во всем. Брил голову, оставляя растительность только по бокам, многозначительно прищуривался и улыбался так, словно один на всем белом свете знал истину. При всем этом Бурый был запойным пьянчугой, прославившимся тем, что однажды ночью украл из колхозной бухгалтерии все калькуляторы. Эта история имела удивительные последствия: бухгалтера в течение месяца прикидывали дебет-кредит на глазок и достигли таких высот приписок, что вывели «Красного пахаря» на первое место в районе по всем показателям. Председателю исполкома волей-неволей пришлось вручить кооператорам переходящее знамя и после этого стало просто неудобно отправлять Гриню на нары. Как с экономической, так и с политической точек зрения. Коллектив «Пахаря» взял Бурого на поруки и принудил вернуть украденное. Когда бухгалтера вновь вооружились калькуляторами, рейтинг сельхозкооператива не просто упал, а ухнул в пропасть. Однако на Гриню с тех пор поглядывали с уважением и опаской, как на человека способного повернуть колесо истории вспять. Ему даже доверили единственную в кооперативе гужевую повозку, чего нельзя было делать в принципе.

Впрочем, опасения оказались напрасными. И здесь Бурый смог отличиться. Занимаясь сбором молока, он так выдрессировал старого конягу, что тот стал справляться с поставленными задачами без помощи хозяина.

Жители Чмырей постепенно свыклись с тем, что подвода молокоприемщика проезжала по деревне, повинуясь лишь железной воле спящего Грини, да интеллекту его верного рысака.

Приблизившись к Оторвину, Бурый без предисловий вытащил из кармана драного плаща бутылку самогона и сел.

– Пасем?

– Пасем, – пожал плечами Чубей. – Не танцевать же…

– А у тебя танцевать не получится, – Гриня выдернул зубами пробку. – Ширинку застегни, а не то все муди растрясешь.

Мишка покраснел, отчего веснушки на лице сделались таким явственными, будто были нарисованы коричневой акварелью и поспешил исправить беспорядок в одежде.

– Пить будешь? – задал Гриня риторический вопрос, передавая бутылку Чубею.

Мишка, отхлебнул самогона и, морщась, занюхал выпивку рукавом пиджака.

– А ты не работе?

– Работа, Миня, не та штука, что у тебя штанах: стояла и стоять будет, – Бурый понизил голос. – Я к тебе по делу!

Оторвин

насторожился. Все знали, что все дела Грини попахивают уголовщиной.

– На тебя, знаю, положиться можно, – продолжал Бурый со странной уверенностью. – Нюрку пощипать хочешь?

Лицо Мишки вновь залила предательская волна красноты. Настолько явственная, что Гриня расхохотался.

– Не за сиськи, дурак!

– А за что?

– За… За мешки с комбикормом!

Не давая Чубею опомниться Бурый изложил свою идею. По мере рассказа он то и дело прикладывался к бутылке, отчего план кражи комбикорма с нюркиного склада становился все смелее.

– Я, Мишка, сегодня у склада ошивался. Когда туда Безшапко прикатил, попросил меня покараулить, пока он у Нюрки накладные подпишет.

Повествование Бурого изобиловало такой массой подробностей процесса подписи накладных словно он сам, а не Сенька макал свое перо в нюркину чернильницу.

– Пока они там водку глушили и барахтались я одну досочку от стены оторвал, – торжественно закончил Бурый. – Проход свободен! Сегодня ночью иду. Ты со мной?

Мишка задумался. С одной стороны он был не настолько смел, чтобы лезть в склад, а с другой…

Перед глазами встала картина раздвинутых ног Нюрки, между которыми уютно устроилась голая инженерская задница. Стерпеть подобное надругательство над своими чувствами Оторвин не мог, поэтому сурово сдвинул белесые брови и брякнул фразу, позаимствованную из кинобоевика.

– Хоть в пасть к дьяволу!

Подельники пожали руки. Ради скрепления договора Гриня сбегал в деревню за самогоном. Это повторилось несколько раз, а в итоге пастух сельхозкооператива «Красный пахарь» проснулся только на закате с сильнейшей головной болью. Коровы успели разбрестись по домам. Никто не помешал Чубею вдоволь насладиться видом прячущегося за лесом солнца, сверкающих в его прощальных лучах пустых бутылок. С кряхтением поднявшись во весь рост, Оторвин обвел взглядом окрестности Нижних Чмырей. Он вдруг почувствовал такое пронзительное чувство любви к синеокой Родине, что даже всплакнул. Рядом с выгоном появилась долговязая фигура Грини, отчаянно махающего руками, как крыльями ветряной мельницы. Мишка двинулся навстречу Бурому с поникшей головой. Он до дрожи в коленях трусил и утешал себя только одной мыслью «Если не мы, то кто?».

Глава вторая,

в которой читатель знакомится с порядками в нижнечмыринском сельскохозяйственном кооперативе «Красный пахарь».

Председатель нижнечмыринского сельхозкооператива «Красный пахарь» Егор Никанорович Льняной был крупным руководителем во всех смыслах. Мыслил масштабно, работал с выдумкой и при своем более чем скромном росте имел вес в двести килограммов. В председатели он попал благодаря своей внушительной осанке и Его Величеству Случаю.

В худшие для «Красного пахаря» времена, ознаменовавшиеся арестом очередного проворовавшегося председателя и полной задницей хозяйственно-экономической деятельности, скотник Никанорыч просто вовремя вышел на дорогу, по которой проезжала машина районного начальства. Вышел Никанорыч неожиданно, из кустов, где прятал украденный с фермы бидон. В тот момент он не сразу понял, что шагнул навстречу судьбе, а очень испугался. Машина затормозила, а выскочивший из кабины водитель первым делом плюхнул кулаком по массивной шее скотника.

– Куда прешься, черт пузатый?! Глаза свои дома, что ли забыл?

Никанорыч еще лепетал свои извинения, когда на пыльную дорогу опустился сверкающий ботинок председателя райисполкома и повелительный голос остановил шофера уже занесшегося свой кулак во второй раз.

– Держите себя в руках! Кто вам позволил так обращаться с населением?!

Поняв, что бить его сегодня не будут, Никанорыч осмелился поднять свои, слегка заплывшие жиром глаза на председателя.

– Вы из какой бригады?