Штрафбат Его Императорского Величества. «Попаданец» на престоле

Шкенёв Сергей Николаевич

Лорд Когрейн молчал, обдумывая открывшиеся обстоятельства. И особенно беспокоили полномочия, данные посланцу для испрашивания помощи. Ведь попади это письмо, да и остальные тоже, к Нельсону… Да Горацио из кожи вон вылезет, чтобы добыть для британской короны такой бриллиант. Что бриллиант — россыпи Голконды меркнут перед возможностью покорить дикое царство, по недоразумению именуемое империей. А выскочка хитер — не встречи с Уитсвортом он ждал, а известий, подобных этому. Знал о готовящемся перевороте, одноглазый лис?

— Вы меня обманывали, полковник!

— В

какой-то степени да, но по чести сказать — нет.

— Это как? — Коммандер удивленно поднял бровь, требуя пояснений.

— Присяга важнее, милорд.

Когрейн еще раз удивился. Но не словам, произнесенным Бенкендорфом, а пылу, с которым это было сказано. «Фанатик и педант, — подумалось англичанину. — С таким будет трудно иметь дело».

— Не возражаете, полковник, если мы продолжим разговор в моей каюте?

— К вашим услугам, коммандер! — Александр Христофорович улыбнулся и демонстративно вытряхнул из рукава длинный стилет, воткнувшийся в палубу. — Почему бы двум джентльменам не поговорить в более… э-э-э… приватной обстановке?

В капитанской каюте ничего не изменилось за четверть часа, разве что исчезло пролитое в спешке вино да на столе появился спасенный от разграбления ларец. Полковник, которому стало не нужно изображать скромного торговца, без приглашения плюхнулся в кресло, одновременно придвинув к себе коробку с коллекцией превосходных трубок.

— Вы позволите? Не поверите, так соскучился по настоящему табаку! Более всего мне нравится виргинский. Турецкий тоже неплох, но, согласитесь, путешествие через океан придает табачному дыму определенную прелесть.

Когрейн кивнул, одобряя выбор пенкового чубука, и предложил:

— Хересу, господин полковник?

— Предпочитаю водку, но, может быть, у вас найдется виски?

Нашли. Разлили. Звякнули стаканами.

— За здоровье вашего юного императора, полковник!

— И его матушки, — согласился с тостом Бенкендорф. — Смею надеяться, коммандер, что их просьба о военной помощи будет доведена до Его Величества? А еще лучше — составьте протекцию для аудиенции.

Ответа не было довольно долго — англичанин молчал, делая вид, что увлечен исключительно дегустацией напитка. Наконец выдал:

— Видите ли, в чем дело, полковник… Его Величество, как бы помягче сказать… он немного не в себе, и решать такие вопросы…

— Да?

— Именно! Кстати, а зачем вам лично ехать куда-то? Долг каждого дворянина — помочь другому дворянину в трудную минуту. Если желаете, то я могу взять на себя столь неблагодарное дело. Да-да, неблагодарное, уж поверьте мне.

— Охотно верю, коммандер. И в благие намерения тоже верю. — На губах Бенкендорфа появилась улыбка, намекающая на…

«Черт побери, на что же он намекает? — В том, что этот русский его раскусил, лорд Когрейн уже не сомневался. — Но неужели не понимает? Должен понять!»

— Я могу рассчитывать на ваше… э-э-э…

— Хотите начистоту, милорд? — Александр Христофорович доверительно склонился. — Исполнением этого

поручения я рассчитывал значительно поправить свое благосостояние, весьма расстроенное, как ни печально в этом признаваться.

— А десять тысяч фунтов могут тому поспособствовать?

— Не понимаю.

— Простите, полковник, вы прекрасно все понимаете. Мне выпал уникальный шанс совершить нечто, ведущее к славе и карьере… Откровенность за откровенность — готов поменять деньги на все это.

— И?

— А вы стоите между мной и возможностью.

— Угрожаете, коммандер?

— Помилуй боже, полковник! Угрожать джентльмену и человеку чести? Наоборот, предлагаю вариант, устраивающий нас обоих.

— Пятнадцать тысяч, милорд.

— Это невозможная сумма! Одиннадцать.

— Четырнадцать, я тут же возвращаюсь в Петербург.

— У меня нет при себе таких денег, полковник! Двенадцать, и возвращаю шведскую посудину вместе с командой.

— Они не стоят и десяти шиллингов. Тринадцать, и то лишь из уважения к королевскому флоту, который обеспечит «Нетрезвую русалку» водой и провизией.

— Хорошо, двенадцать с половиной, но вы дадите расписку никогда не воевать против Англии.

— Обычного честного слова недостаточно? Впрочем, расписка против золота… Я предпочитаю наличные звонкой монетой. Да, милорд, остановимся на двенадцати с половиной. Но в гинеях.

Через три часа коммандер Когрейн с плохо скрываемой ненавистью смотрел вслед удаляющемуся шведскому судну, с трудом сдерживая желание отдать команду канонирам разнести это корыто в щепки. Но нельзя, слишком многие узнали об этом чертовом русском полковнике и его миссии, слишком велики будут осложнения в случае его утопления. Пусть плывет. Но откуда он узнал о некоторых сбережениях, сделанных во время средиземноморского патрулирования? Не иначе, нечистый ворожит… И турецкое золото взял по заниженному курсу…

Ладно, пусть сожаления останутся в прошлом. А впереди ждет доклад адмиралу Хайд Паркеру, блистательный поход в Россию на мостике фрегата как минимум и… и прочее, заманчивое и великолепное!

ГЛАВА 8

— Что ни говорите, Александр Павлович, а наше новое обмундирование более приспособлено…

— К каторжным работам?

— Нет, к новым задачам. — Тучков с силой воткнул тяжелую пешню в лед, распрямился и захлопал по карманам в поисках трубки. — Не желаете попробовать недавно завезенного?

— Кременчугский? — Командир тоже отставил инструмент. — Александр Андреевич, право слово, курение оного можно приравнять к изощренной пытке.

— Думаете, моршанский будет получше? Сомневаюсь… зато в нашей казарме клопов нет.

— Разве что так…

— А с другой стороны — вполне соответствует недавнему указу о запрете ввоза в Россию иностранных товаров, если таковые имеют свойства отечественных.

— Надеюсь, кофий жжеными желудями не заменят?

Тучков лишь неопределенно пожал плечами: