Штрафбат. Приказано уничтожить
Шрифт:
– Убейте меня, я была проституткой в лагерном борделе! Убейте меня, что же вы?!
Погони не было. Поваленное дерево на опушке было очень кстати, чтобы перевести дух. Рухнул Мишка Вершинин, рухнул Бойчук. Зорин пристроил девушку рядом с деревом, оторвал подол провонявшей нижней рубахи, принялся бинтовать ей плечо. Она смотрела на него,
– А вот представьте, – бормотал Мишка, – наши отступили, и это поле, и вся эта местность снова у немцев? А мы тут выходим из леса такие красивые, радостные…
Бойчук шумно втянул носом воздух.
– Да нет, не пахнет тут немцами… Чушь какую-то порешь, Вершинин.
– Ну, хорошо, – не сдавался Мишка, – допустим, наши ушли далеко вперед, прорывают оборону фрицев, все такое. А мы тут, типа дезертиры, что ли? Отстали от части? Нас же выловят – и к стенке, нет? Или разберутся?
– Разберутся, – уверенно кивнул Бойчук. – Но сначала к стенке.
– Уже утешил, – хихикнул Мишка. – Слушай, Леха, девушка, конечно, что надо… хотя и тоща, как моя неудавшаяся жизнь, но скажи мне откровенно – куда мы ее денем? Воевать с собой возьмем? Сестрой полка? А этих гавриков, что по полю мыкаются? – он кивнул на полосатые пижамы. – Сформируем из них отдельный истребительный взвод?
Зорин пожал плечами. Так далеко он еще не загадывал. Жизнь расставит все, что нужно, по своим местам. Или… смерть расставит.
– Разберемся, Мишка, ты отдыхай, не задавай глупых вопросов. В конце концов, мы выполнили поставленную задачу. И в коллективе у нас, – он криво
Никто не слышал, как, тяжело ступая, увязая сапогами в податливой глине, подошел и опустился с другой стороны на поваленное дерево рядовой Литвинов. И тут же нарушилось что-то в шатком равновесии. Штрафники почувствовали, как гладкий ствол выскальзывает из-под мягких мест, начинает вращаться, теряется… Они попадали на землю один за другим, подскочили, с изумлением уставились на «погибшего» бойца. Ну, наконец-то, он потерял очки! Грязный, как трубочист, оборванный, как соломенное чучело, Литвинов моргал слепыми глазами, корчил повинную мину.
– Простите, мужики, я не нарочно…
– Но ты же взорвался?! – вскричали хором.
– Ну да, взорвался, – согласился солдат, – а что, по мне не видно? Всю шинель осколки посекли, теперь придется новую где-то добывать…
– Подожди, ты подводишь нас к мысли… – Зорин наморщил лоб, стал усиленно его растирать, разгоняя застоявшиеся мысли, – что ни один осколок взорвавшейся под ногами гранаты тебя не коснулся?
– Ну, мужики, я же не виноват, – взмолился Литвинов, – может, они нарочно меня облетают? Зато волной так шибануло… мама не горюй. Вам этого мало?
– Он не умер! – трагично возвестил Бойчук и как-то судорожно вздрогнул.
– Это диагноз, – согласился Мишка.
– Простите, – сокрушенно вздохнул Литвинов, – но слухи о моей смерти оказались несколько преувеличенны.
Дрожала земля от дружного хохота. Взлетали с кустов растревоженные птицы. Насторожились узники концлагеря, ползающие по сорняковому полю, стали приподниматься, моргали гноящимися глазами. Солдаты катались по земле, задыхались от смеха, стучали себя по бедрам, пытались что-то сказать, но не могли даже мата вымолвить.
Не в том месте они смеялись, не в то время… но не судить же их за это?..