Штрафной бой отряда имени Сталина
Шрифт:
Много раз, уже повзрослевший, он проклинал себя, молодого, за излишнюю ретивость, но дело было уже сделано. Теперь злые предзнаменования следовали одно за другим. С возрастом их становилось все больше и больше. Полковник оперся ладонями на края раковины и взглянул своими покрасневшими глазами на себя самого в зазеркалье. Тот он выглядел ничуть не лучше и улыбался ему сейчас своей лисьей, но грустной улыбкой.
Самым обидным было то, что сон этот был с четверга на пятницу, так что был он вещим и должен был сбыться непременно. Полковник госбезопасности знал способ аннулировать зловещее предзнаменование, до безобразия простой
Ночь, проведенная полковником Бирюковым, захваченным напряженной работой по разоблачению врагов народа, на диване, была долгой и неприятной. Все началось с нудного допроса, когда Бирюков не выдержал и, вскочив со своего кресла, сам принялся «обрабатывать» упиравшегося подростка. Несмотря на возгласы помощников: «Александр Борисович, зачем же вы руки пачкаете?», полковник собственноручно бил скованного наручниками юношу по лицу кулаками. Затем свалил со стула и принялся пинать, стараясь попадать сапогами в беззащитное лицо и пах. Самым странным оказалось то, что парень не сломался. Такого с Бирюковым еще не бывало.
Парня уволокли, полковник пошел мыть окровавленные руки и выронил кусок мыла в умывальник. Он заметил, что руки его сильно трясутся. Послал дежурного в столовую, потребовав себе тарелку борща со сметаной и стакан водки. Выпил, закусил. Надо было поработать с бумагами, но затеянная им авантюрная операция не давала покоя. Бирюков принялся ходить по кабинету из стороны в сторону, пока не подействовала водка. Полковник снял сапоги, расстегнул китель и прилег на диван «на пять минут», но вскоре поджал ноги и нырнул в сон.
Он был на балу – мероприятии сродни тем, что устраивал еще Ежов в свои лучшие годы. Все ходили в масках, тихо смеялись. Когда Александр вошел в сумрачный огромный зал, все на мгновение повернулись к нему, а затем вновь занялись общением. Любопытствуя, полковник пошел по залу, нырнул в какую-то арку, пошел по темному коридору. Тут кто-то ухватил его за штанину. Опустив глаза, он увидел закутанную в черное женщину. Она сидела на полу, поджав под себя ноги. Она напоминала ему ведьму.
– Ты сдохнешь, сдохнешь, сдохнешь! – женщина застонала и отпустила штанину, а затем принялась вытирать о подол платья свои пальцы.
Испуганный полковник побежал вперед, но вскоре успокоился и пошел дальше. Впрочем, ситуация уже не была приятной. Он выбрался из темного коридора и снова попал в бальный зал. Пошел по широкому пространству, стараясь не оглядываться по сторонам. Он решил как можно быстрее выбраться из неприятного места, для верности сжал руки в кулаки.
Внезапно отовсюду хлынул свет, осветив пространство перед ним. В это пространство шагнул кто-то до боли знакомый. Усатый человек, тысячи раз глядевший на каждого советского гражданина с обложек, плакатов, почтовых марок, отовсюду… Сталин улыбался. Он сделал еще один шаг, подойдя вплотную к полковнику Бирюкову, и крепко взял ладонями его сжатую в кулак правую руку. Затем взглянул ему в глаза:
– ЖИТЬ ТЕБЕ ОСТАЛОСЬ ДВА МЕСЯЦА! – сказал Иосиф Виссарионович Сталин и исчез…
Этот сон полковник государственной безопасности Бирюков никому рассказать не мог. Он вытер лицо личным, вышитым супругой полотенцем, кряхтя сел за стол и, подперев голову руками, задумался.
Несмотря
«Эх, зря я связался с этим Трофимовым», – невесело подумал Бирюков про своего непосредственного начальника, генерала государственной безопасности. Полковника перевели в отдел диверсионной деятельности недавно, в порядке усиления в связи с военным положением. Он и его новый непосредственный начальник сразу не понравились друг другу.
Генерал НКВД Трофимов, физически сильный, активный и деятельный человек занимался настоящей борьбой с врагом, той борьбой, которой, если быть честным с самим собой, Бирюков не занимался никогда. Вернее, всего один раз в жизни, когда обнаружил морзянку в иностранном посольстве. Тогда седой генерал взял над юнцом Сашей покровительство, направил его в училище НКВД, где Бирюков сразу проявил успехи. Отучился. И пошел работать в то самое ведомство, в тот самый отдел, который возглавлял его благодетель.
Спустя несколько лет Бирюков активно участвовал в разоблачении, аресте и допросах генерала. Бирюков с невольной улыбкой вспомнил, как впервые пытал генерала, чью фамилию он пытался забыть сейчас. Боевой генерал, контрразведчик, не выдержав сильного удара в пах, обмочился прямо в форменные галифе. Александр вспомнил, какое невольное и необъяснимое удовольствие он испытал тогда, когда его благодетель валялся на полу в луже собственной мочи. Как жаль, что он не мог сделать то же самое сейчас с генералом Трофимовым. Не мог, потому что сам, добровольно, словно загипнотизированный, подписался на участие в операции «Янычар».
Трофимов повернул на него свой немигающий грозный взор, и полковник вновь ощутил давящую силу этого человека. Генерал несколько секунд смотрел на своего подчиненного, затем, словно нехотя, произнес:
– Вы, наверное, совершенно незнакомы с работой нашего ведомства, полковник, – генерал медленно и величественно поднял правую ладонь, заставив Бирюкова выслушать его слова без возражений. – Не будем кривить душой, тем более что я не обвиняю вас в некомпетентности. Просто у нас своя, особая специфика службы. Это вам не «врагов народа» разоблачать, – усмехнулся Трофимов, глядя, как краснеет его подчиненный. Опасаться генералу было нечего, они беседовали с глазу на глаз, кроме того, в военное время профессиональный диверсант ведомству был куда нужнее, чем охотник на врагов народа. Ведомству нужен был результат.
– Вы должны понимать, – неожиданно располагающе улыбнулся генерал Трофимов, – что каждая подобная спецоперация является своего рода авантюрой. Да, мы рискуем людьми, да, рискуем попасться на двойную игру. Но если бы мы не рисковали, мы не получали бы результата! Все, разговор окончен, идите работать!
Сейчас полковник буквально трясся от ужаса. Непосредственным куратором операции «Янычар» волей генерала назначен был именно он. Провал операции был равнозначен расстрелу Бирюкова. А в том, что умрет не своей смертью, полковник Бирюков не сомневался… Он скрипел зубами, думая о том, с каким удовольствием применил бы к Трофимову допрос «с пристрастием», но одернул себя, понимая, что первым кандидатом на такой допрос будет он сам.