Штуцер и тесак

Дроздов Анатолий Федорович

О чем они?

– Начнем с вас, Семен Павлович, – Неверовский посмотрел на Спешнева. – Государь, ознакомившись с представлением за дело с поляками и второе под Смоленском, соизволил пожаловать вам орден Святой Анны третьего класса [121] .

– Служу престолу и Отечеству! – рявкнул Семен, вскочив.

– Погодите! – махнул рукой Неверовский. – Я еще не все сказал. Вняв ходатайству князя, его величество утвердил вас в чине капитана. Но, поскольку тот полагался вам и без того по старшинству и силу выслуженного срока, то за великие заслуги перед Отечеством, государь даровал вам чин майора со старшинством от 9 августа сего года, поручив командующему 2-й армией определить достойную для вас должность.

121

В

то время низшая степень этого самого массового ордена. 4-я появилась в 1815 году.

– Примите, майор! – Паскевич протянул Спешневу нашейную офицерскую бляху золотистого цвета с серебряным орлом в центре. – Знака отличия ордена, к сожалению, нет, сами озаботьтесь.

– Благодарю, ваше превосходительство! – поклонился Семен, принимая бляху. Выглядел он ошарашенным.

– Теперь вы, Платон Сергеевич, – Неверовский посмотрел на меня, и я встал. – Государь, впечатленный вашим подвигом по захвату пушек противника и, особо, отвагой, проявленной в Смоленске, когда начальствуемая вами полурота сражалась до конца и вышла из города последней, удовлетворил ходатайство командующего 2-й армией о производстве мещанина Руцкого в офицерский чин. Но для начала он даровал вам дворянство Российской империи, наследуемое потомками по нисходящей линии. Скажу честно, не припомню подобного случая. Чтобы пожалованного дворянством мещанина, не служившего в армии, произвести сразу в офицеры… В рескрипте сказано: «за великие заслуги перед престолом и Отечеством». Они у вас, безусловно, имеются. Более того, государь соизволил произвести вас не четырнадцатым, как того просил Багратион, а тринадцатым классом, то есть подпоручиком, со старшинством от 9 августа сего года. Мы, – он кивнул на генералов, – обсудили сей момент и пришли к выводу, что награда заслуженная. В армии наслышаны о ваших славных подвигах, офицеры примут эту весть с пониманием.

– Примите! – Паскевич протянул мне нашейный знак и эполеты.

– Благодарю, ваше превосходительство! – поклонился я, принимая регалии. – Тронут.

– Пустяк! – отмахнулся Паскевич. – Был счастлив иметь под своим началом таких великолепных командиров. Благодаря действиям вашей роты, дивизия вышла из Смоленска организованно, с умеренными потерями, нанеся при этом значительный урон противнику. На такой успех я, признаться, не рассчитывал. Государь за то дело пожаловал мне орден, – Паскевич коснулся креста на мундире. – В этой чести и ваша заслуга.

– А это лично от меня! – Иловайский, встав, протянул мне шпагу, похоже, трофейную. Откуда штатная у кавалеристов? У них сабли. – За песню о казаках. У меня в отряде ее каждый день поют.

Поблагодарив, я взял шпагу и замялся, не зная, что с ней делать.

– Будете носить вместо своего нелепого тесака, – подсказал Неверовский, улыбнувшись. – А то прямо странно смотреть: дворянин и с тесаком.

– Французы не жаловались, – буркнул я.

Генералы засмеялись. Пользуясь моментом, я прислонил шпагу к бревну, знак и эполеты положил рядом.

– Присаживайтесь, господа! – продолжил Неверовский. – Поговорим о деле. Багратион рассказал о вашей роте светлейшему князю Кутузову, тот одобрил это начинание, заявив, что отряды, вроде вашего, способны принести пользу в этой кампании, которая ведется в особых условиях. В связи с чем Багратион повелел создать при армии летучий батальон конных егерей из трех рот и полусотни казаков, подчинив его непосредственно себе. Пушки остаются при вас, а вот более не дадут. Князь недоволен потерей вами орудий в Смоленске. Заявил: пусть добывают у противника, раз них это неплохо выходит, – генерал улыбнулся. – Командиром батальона определен майор Спешнев, младшим офицером при нем [122] – подпоручик Руцкий. Мне и Ивану Федоровичу, – Неверовский кивнул на Паскевича, – поручено передать под ваше начало по роте егерей со всем оружием и причитающимся снаряжением. Особо оговорено, что роты должны состоять из лучших стрелков,

побывавших в сражениях. Василий Дмитриевич, – он указал на Иловайского, – выделит казаков, опять-таки из бывалых. Нам, конечно, жаль терять опытных бойцов, но для такого дела… И я, и Иван Федорович помним, как помогла ваша рота. Рассчитываем на это и впредь.

122

В батальоне русской армии того времени имелись две штаб-офицерские должности: командира и младшего офицера. Причем, первый – подполковник, второй – майор. Так что ГГ есть куда расти.

– Не сомневайтесь, ваше превосходительство! – вновь вскочил Семен.

– Да будет, вам, майор! – махнул рукой Паскевич. – Сидите.

– Позвольте угостить вас, ваши превосходительства! – предложил я, заметив в стороне Пахома с подносом. Молодец, фурлейт, сообразил! – За добрую весть. Не откажите!

Подчиняясь моему знаку, Пахом с поклоном поднес генералам угощение. На серебряном подносе (и где только взял?) стояли три серебряные чарки и лежали бутерброды с ветчиной и огурцами. Отдельно в блюдце – малосольные, я научил Пахома их готовить. Ничего хитрого: залил огурцы горячим рассолом – и через час ешь.

– Прямо как ресторации! – удивился Иловайский и первым взял чарку. Другие генералы последовали его примеру. – Это что? – он указал на бутерброд.

– Немецкая закуска, – пояснил я. – Бутерброд называется. Удобно закусить перед тем, как выпить вторую.

– А вторая будет? – сощурился атаман.

– И третья тоже, – успокоил я.

Генералы засмеялись.

– У этих архаровцев все есть, – сказал, отсмеявшись Паскевич. – И водка, и ветчина, – он указал на бутерброд, – и сало. Мясо не только офицеры, солдаты каждый день едят – и вся армия о том знает. Где вот только берут, непонятно. Не говорят, – он вздохнул. – И ведь что обидно? Стоит объявить в дивизии, что ищу роту для летучего батальона, как командиры в очередь станут.

– Дело не в мясе, – покрутил головой Неверовский. – В армии знают, как рота Спешнева билась под Смоленском, и как последней вышла из города. Многие видели их в сражении. Офицеры рвутся в бой, а тут возможность отличиться, снискав славу. Лучше выпьем! За здоровье майора Спешнева и подпоручика Руцкого. За их славные дела – прошлые и будущие!

Он осушил чарку и закусил бутербродом. Другие генералы последовали его примеру. Подскочивший Пахом вновь наполнил чарки, которые генералы составили ему на поднос.

– Им тоже налей! – приказал Паскевич, указав на нас. – А то гости пьют, а хозяева смотрят.

Мы, естественно, не отказались. После третьей чарки Иловайский расправил усы и посмотрел на меня.

– Спой, подпоручик! Про казаков.

– Новую или старую? – уточнил я.

– Новую, – кивнул он. – Старую каждый день слышу.

Я сунул чарку Пахому и взял гитару.

Черноглазая казачка Подковала мне коня. Серебро с меня спросила, Труд недорого ценя. Как зовут тебя, молодка? А молодка говорит: Имя ты мое услышишь Из-под топота копыт [123] …

123

Стихи Ильи Сельвинского.

После первого куплета Иловайский стал притоптывать сапогом и потряхивать головой. Видимо, наши чарки были сегодня не первыми.

– Любо! – выпалил, когда я смолк.

– У вас, что, бабы коней куют, Василий Дмитриевич? – спросил Неверовский.

– Наши все могут! – мотнул головой Иловайский. – Казачки. Они… Они…

– Коня на скаку остановят, в горящую избу войдут, – подсказал я.

– Вот! – подтвердил Иловайский. – Он знает. Только не пойму, откуда? Говорит: на Дону не бывал. Ведь так?