Штурм Дюльбера

Булычев Кир

Он взял еще одно пирожное.

Юсупов налил в бокал мадеры.

– Попробуйте, Григорий Ефимович, – сказал он. – Из Ай-Тодора, с наших виноградников.

Распутин отпил мадеры, похвалил ее и спросил:

– Ну, поедем к цыганам? Чего здесь засиживаться?

– Поедем, конечно, поедем. – Он утвердительно кивал и ждал, когда же Распутин будет падать?

В подвале пахло дешевым одеколоном Распутина и ваксой. Хорошо, что не дегтем сапоги мажет.

Мадера Распутину понравилась, и он пил бокал за

бокалом, закусывая отравленными эклерами. На блюде их почти не осталось. «Неужели доктор что-то спутал? Нет, так не может быть! Я не соберусь с силами повторить все снова!»

Распутин поднес руку к горлу и отставил рюмку.

– Вы что? Болит? – с надеждой спросил князь.

– Нет, просто першит, – ответил старец.

Он ласково улыбнулся князю, и тот понял, что еще минута – и он убежит отсюда.

И вдруг выражение лица старца изменилось. Его брови сошлись к переносице, лоб пересекся морщинами. Он дышал быстро и лихорадочно.

– Что с вами? – с надеждой спросил князь.

Распутин уронил голову на руки и глухо произнес:

– Налей чаю. Жажда мучает.

Юсупов начал наливать чай, он видел, как трясутся его руки, но остановить дрожь был бессилен. Только бы не заметил Распутин… Ну почему он не умирает! Он же должен давно умереть!

Неожиданно Распутин уперся ладонями в стол и поднялся. Сделал несколько шагов по комнате, увидел гитару Юсупова.

– Сыграй, голубчик, что-нибудь веселенькое, – попросил он. – Люблю, когда ты поешь.

Юсупов покорно взял гитару. Тяжкое, тупое чувство провала овладело им.

Он запел «Степь да степь кругом…».

– Не то, – сказал Распутин, – совсем не то. Я же веселенького просил.

– Не могу, – искренне ответил Юсупов, – настроение невеселое.

Юсупов пел и смотрел на часы.

Оказывается, уже пошел второй час, как Распутин сидит в подвале.

– Спой еще, к цыганам не поеду, – сказал Распутин. – Тяжко мне…

Он прикрыл глаза, словно задремал.

Более Юсупов не мог выдерживать этого поединка.

– Я сейчас приду, – сказал он.

– Ты куда?

– По-маленькому, отлить, сейчас вернусь.

– Ну иди, потом и я схожу. – Распутин вяло улыбнулся.

Юсупов выбежал из комнаты и в несколько прыжков преодолел два пролета лестницы.

Его шаги услышали. Когда он распахнул дверь, за ней стояли Пуришкевич и Васильев.

Юсупов приложил палец к губам.

– Он жив? – спросил Великий князь. – Не вышло?

– Яд не подействовал! – сказал Юсупов.

– Этого не может быть! – откликнулся доктор. – Как медик, я ответственно заявляю вам, что яд совершенно свежий и доза его достаточна, чтобы убить роту.

– Может, он выплюнул? – спросил Пуришкевич.

Юсупов только отмахнулся. Ему показалось, что за спинами его сообщников стоит знакомый человек, которому здесь быть не положено,

но он никак не мог приглядеться к нему и узнать.

– Мы пойдем все вместе, – сказал Пуришкевич, – мы накинемся на него и задушим.

Все двинулись к выходу из кабинета. Ими руководило нетерпение, чувство волчьей стаи.

Феликс расстался с Распутиным, но не со страхом перед ним. Он представил себе, как, мешая друг дружке, вся эта компания вваливается в подвал и Распутин, который жив и здоров, встречает их, подняв стул или схватив в руку бутылку вина. Еще неизвестно, кто возьмет верх.

– Стойте. – Князь загородил соратникам дорогу. – Я сам. Мне только нужен револьвер. Дмитрий Павлович…

Дмитрий Павлович был в походной форме, ремень через плечо, на нем кобура.

Великий князь не раздумывал, расстегнул кобуру и протянул револьвер Юсупову.

Возвращаться в кабинет не стали. Так и стояли на лестнице, уверенные в том, что ожидание вот-вот закончится.

Юсупов оказался почти прав.

Распутин был жив. Он сидел за столом, опустив голову. Юсупов стоял в дверях, сжимая за спиной рукоять револьвера, сейчас бы и выстрелить… Распутин поднял голову и мрачно поглядел на князя.

– Чем ты меня отравил? – спросил он. – В животе все жжет. Дай-ка мадеры. Может, полегчает?

Юсупов вздохнул с облегчением. Можно еще на минуту отложить убийство.

Свободной рукой он налил в рюмку мадеры, Распутин выпил ее одним глотком.

– Так-то лучше, – сказал он. – А теперь поехали к цыганам.

– Поздно, – ответил Юсупов.

– Они привыкли. Бывает, в Царском задержат меня дела, так я ночью на авто к ним еду. Они ждут. Мыслями-то я с Богом, а телом с людьми.

Он подошел к буфету. Внутри на полке стояло хрустальное распятие.

– Красивая вещь, – сказал он.

– Вы бы помолились, – помимо воли вырвалось у Юсупова.

Распутин обернулся к Феликсу и смотрел на него покорно, внимательно, как будто не узнавая.

Юсупов повторял про себя: «Господи, дай мне сил! Дай мне сил, Господи!»

Он вынул руку из-за спины, поднял пистолет и направил его на старца.

Странно, но тот не увидел этого движения. Он ждал.

Покорно, как будто они с князем сговорились заранее.

Куда стрелять? В сердце?

Юсупов прижал дуло револьвера к розовой рубашке и нажал на спуск.

Распутин страшно взревел, как раненый зверь.

Он грузно повалился навзничь на медвежью шкуру, покрывавшую пол.

На выстрел откликнулись нетерпеливые громкие шаги – остальные заговорщики кинулись по лестнице вниз, кто-то из них неловко задел выключатель, и свет в подвале погас.

Кто-то налетел на Юсупова, вскрикнул. Юсупов боялся ступить в сторону, чтобы не наступить на труп.

– Свет! – закричал он. – У двери выключатель.