Шум прибоя

Мисима Юкио

Матросы побледнели. Они едва ли представляли, что с ними такое может произойти. Из четырех креплений, удерживавших шхуну, осталось три.

— Нужно доложить капитану, — крикнул Ясуо и бросился с палубы.

Он хватался руками за что придется, спотыкался и падал. Наконец добрался до капитанского мостика и доложил. Капитан, глядя на Ясуо с высоты своего большого роста, не повел и бровью:

— А, вот оно что! Ну, тогда придется воспользоваться брасом. По прогнозам, тайфун придет из-за перевала в час пополудни, поэтому сейчас самый подходящий момент отправить

кого-нибудь вплавь до бакена и привязать к нему брас.

Оставив капитанский мостик второму помощнику, капитан вместе с первым пошли за Ясуо. Они взвалили на себя брас и еще один новый тонкий канат и шаг за шагом поволокли эту ношу на бак.

Во взгляде Синдзи и Ясуо стоял немой вопрос.

Капитан громко произнес:

— Нужен смельчак, чтобы привязать к бакену канат.

Все четверо молчали. Грохот ветра заполнил паузу.

— Ну, кто отважится? — выкрикнул капитан.

У Ясуо задрожали губы, голова втянулась в плечи. Вдруг раздался звонкий, уверенный голос Синдзи:

— Я пойду! — Он улыбался.

— Хорошо! Давай!

Синдзи выпрямился. Из ночного мрака на юношу налетел ветер, судно накренилось, однако Синдзи крепко держался на ногах. Он привык к болтанке на море еще с тех пор, как подался в рыбаки. В море его редко мутило, а если на душе и бывало паршиво, то в основном на земле. Он прислушался к реву ветра над головой, его лицо стало серьезным. Синдзи волновала и безмятежность природы, и ее полуденная дремота, и сумасшедшая неукротимая стихия.

Синдзи весь вспотел под дождевиком — и грудь, и спина были мокрыми, поэтому он сбросил с себя верхнюю одежду. Он стоял босиком, в одной белой майке с длинными рукавами.

Капитан приказал четверым привязать один конец каната к кнехту, а другой связать с тонким линем. Ветер мешал работе. Когда все было налажено, один конец линя капитан протянул Синдзи и прокричал ему в самое ухо:

— Обмотай вокруг тела и плыви! От бакена будешь держаться за канат.

Синдзи дважды обмотал линь поверх брючного ремня. Потом выпрямился и пристально посмотрел на море. Ему не было видно, как извивались и корчились внизу черные гребни волн, бившихся в порывах ветра и дождя о нос шхуны. Где-то во мраке скрывалось мятежное и бесноватое море. Непроглядная бездна клокотала водоворотами, возносилась и оседала. Синдзи вспомнил, что во внутреннем кармане штормовки осталась перепрятанная фотография девушки. Он набрался мужества и, став на край палубы, прыгнул в море.

Эти двадцать метров до бакена сначала казались непреодолимыми, но юноша ощущал, как в его руках прибавляются силы. Синдзи рассекал волны, будто кто-то бил его по плечам и подгонял невидимой палкой.

Его тело понесло течением, ноги барахтались, как ватные. И все же он не терял надежды ухватиться рукою за бакен. Когда его поднимало на гребень, он видел, что расстояние вовсе не сократилось. Синдзи задыхался и захлебывался, плывя изо всех сил. Мало-помалу огромные волны расступились, путь стал более или менее свободным. Он ринулся вперед — точно бур, вонзающийся в твердую скалу.

Наконец рука

юноши коснулась бакена, но тотчас соскользнула. Вдруг его накрыло тяжеленной волной, едва не ударив грудью, и махом отбросило в сторону, но в следующее мгновение юноша исхитрился оседлать бакен. Синдзи глубоко дышал. Ветер бил по лицу, у него перехватило дыхание. Юноша растерялся, забыв, что ему нужно сделать.

Бакен раскачивало в темном море. Юноша прижался к железу, чтобы его не сорвало с бакена ветром, и принялся развязывать обмотанный вокруг тела линь. Мокрый узел поддавался с трудом.

Синдзи потянул за развязанную веревку. Он оглянулся назад — впервые за все время. На носу шхуны, рядом с кнехтом, застыли четыре фигуры. Вахтенные на соседней рыбацкой шхуне тоже пристально наблюдали за ним. Какие-то двадцать метров казались огромным расстоянием. Темные очертания двух шхун двигались синхронно: то взмывали вверх, то оседали.

Тонкий линь, обвисший из-за ослабевшего ветра, было сравнительно легко перехватывать руками. Синдзи наклонился вперед и навалился всей тяжестью тела на веревку так, что погрузился в воду. Он кое-как захватил конец браса, толстый даже для его широких и крепких ладоней, и принялся перебирать его руками.

Силы покидали Синдзи. Он пытался уцепиться за что-то ногами, но мешал ветер. Юноша напрягался изо всех сил, пока канат не начал выползать из воды. Тело Синдзи пылало жаром, лицо раскраснелось, в висках бешено пульсировала кровь. Наконец он перекинул канат, и работа пошла. Теперь на толстый канат можно было опереться. Синдзи сделал второй виток и легко затянул узел, после чего поднял руку: дело сделано.

Люди на шхуне хорошо видели, как он помахал. Юноша забыл о своей усталости, повеселел, вздохнул во всю грудь и нырнул в море. Теперь он плыл к шхуне.

На веревке, сброшенной с палубы, Синдзи подняли наверх. Капитан похлопал юношу по плечу широкой ладонью и приказал Ясуо проводить Синдзи в каюту. Матросы вытерли тело юноши. Едва добравшись до постели, он мгновенно уснул. Никакой грохот стихии не мешал ему спать.

На следующий день Синдзи открыл глаза и увидел на подушке лучи яркого солнца. В иллюминаторе каюты сияло безмятежное море, выглядывали голые сопки в лучах южного солнца и клочок чистого голубого неба…

глава пятнадцатая

Шхуна «Утадзима» прибыла в порт Кобэ позднее запланированного. На праздник поминовения усопших в августе капитан вместе с Ясуо и Синдзи не поспевали. На борту «Камикадзе» они услышали новости из родных мест. Рассказывали, что на побережье острова выползла огромная черепаха. Ее забили на мясо, а кладку яиц забрали. Вышла целая корзина. Эти яйца сбывали по две йены за штуку.

Прибыв домой, Синдзи сначала сходил в храм Хатидай, оттуда тотчас пошел к Дзюкити. Его хорошо принимали и угощали. Синдзи никогда в жизни не приходилось пить, но на этот раз по настоянию хозяина он выпил несколько чашек рисовой водки. На третий день он снова вышел в море на бригадирской лодке.