Шуркина стратегия
Шрифт:
…Настала минута огорчений. В одном из младших отрядов прозевали тайник с игрушечными пистолетами.
Старшие девчонки, образцовые помощницы штаба, сами попались на пустяке. К ним всё время доносился одеколонный запах — они только смеялись, подозревая друг друга: кто надушился? А под пучком травы пролежала всю игру так и не найденная записка — шифрованное сообщение, обрызганное духами…
И, наконец, на переносном экране всей линейке была показана… кинокомедия!
Кое-кто из старших мальчишек во время игры самовольно убегал с участка на поиски здешних кислых ягодок.
— Ребята! — сказал Дмитрий Игнатьевич и вздохнул. — Я понимаю, кто-то лучше справился с заданием, кто-то хуже, одним больше повезло, другим меньше — но ведь все старались! Мне бы хотелось теперь поблагодарить вас всех, всех до единого. Но, к сожалению… — (и тут, как по команде, все взгляды обратились к Серёже и Шурке) — к сожалению, нашлись среди нас два человека, которые по сигналу отбоя отправились гулять — подальше от лагеря… Без зазрения совести… Я не знаю, куда бы они дошли и чтобы мы все сейчас делали, если бы пограничники не привели их обратно. Фамилии этих людей — Горюнов и Девятов. Они из одного отряда с нашими сегодняшними героями, Вовой Угловым и Геной Брыкиным.
И, словно перечёркивая рукой неприятную тему, подытожил:
— До выяснения всех обстоятельств — три дня без купания. А там посмотрим…
Однако «зачеркнуть» на время Серёжу и Шурку Дмитрию Игнатьевичу не удалось.
Вовка Углов, в каком-то исступлении, грозясь даже вызвать отца, убедил Лайне Антсовну отправиться в штаб сразу после конца линейки:
— Потому что если мы сейчас не пойдём, они тогда ни за что пострадают, а я тогда в отряде не останусь, я завтра на линейке фонарик брошу, и ничего мне тут не надо, пускай меня папа с мамой забирают…
Брыкин своим молчанием как бы поддерживал Вовкину скороговорку.
Пришли в штаб, к Дмитрию Игнатьевичу.
Малиновая от смущения, Лайне Антсовна попыталась объяснить:
— Это ребята… Они говорят — срочно! Обязательно…
— Что ж, заходите…
И Вовка заговорил. Слова у него подталкивали друг друга в спину — так школьники мчатся к раздевалке с последнего урока…
Дмитрий Игнатьевич выуживал из этого потока истинный порядок событий. Выходило, что Горюнов привёл в движение всю цепочку, последним звеном которой была «сцена у окна» — здесь, в кабинете.
— Но сам-то он где оказался? Уже за родниками!
— Нет, погодите! — волновался Вовка, размахивая фонариком. — «Бессовестный!» — вы сказали. При всех! А он сначала дело сделал! И разведку подготовил! И нас научил! Выходит, про плохое надо говорить, а про хорошее — не надо?
— Ммм-да-аа… — протянул начальник лагеря.
А через несколько минут в дверь постучалась… другая делегация из того же отряда. Братья Степановичи.
Никифор бережно положил на стол прямоугольный газетный свёрток.
— Это
Твёрдый человек был Арсений, но всё же не каменный! Родной брат еле уговорил его.
— Ну-ка… — Дмитрий Игнатьевич с любопытством развернул газету. Сумка!
С такой же точно сумкой сколько он отшагал по фронтовым дорогам…
— Где, говоришь, нашли? — тихо спросил он у Арсения.
— Да на своём участке, в игре. Им камни мешали за кустом прятаться… Стали колупать, и вот…
«Эх, к линейке не успело!» — подумал Дмитрий Игнатьевич. Тут забежал на минуту Володя Битенков сказать, что, по его мнению, Шурка — славный мальчуган, и «нельзя ли как-то помягче»?
Только Володя вышел — в дверь снова тихо постучали. Дмитрий Игнатьевич даже привстал: на пороге мялись Гошка и Кузя.
— Дмит Игнатьич! — забубнил Гошка. — Мы только насчёт этих ребят пойманных… Вот, который из них тощий, забыл, как звать…
— Горюнов! Шура! — любезно подсказал Дмитрий Игнатьевич.
— Ага, Горюнов! Так вот, он прибегал в самом начале, говорит, приказали из штаба все камни переворачивать: тайник может быть…
Так бы нам… ни к чему было камни-то перекувыркивать. А так, думаем — из штаба… Ну, так и стали двигать… а как увидели — так прямо ошалели! Главное — он так на меня посмотрел… Выходит, не только наша заслуга — и его тоже. Так или не так?
— Спасибо, ребята! — просто сказал Дмитрий Игнатьевич и обнял их за плечи. — Всё рассказали? Ничего не забыли? Спасибо вам большое! Меня, знаете, что радует? Что у нас — никому чужой славы не надо! Вы меня сейчас ещё больше обрадовали, чем во время игры. Ну — идите.
Когда Лайне Антсовна привела Серёжу и Шурку — начальник лагеря уже имел об их личностях довольно полное представление.
Серёжу-то он вспомнил сразу: мальчик, которого привезли с опозданием в длинном красном «лимузине». Вспомнился и Серёжин отец — инженер, изобретатель.
Но по всему чувствовалось: главным затейником был Шурка. Недаром тут целая очередь стояла — заступаться за него!
Ещё Степановичи напомнили: этот Шурка самого начальника заставы про зелёный домик спрашивал. Давно, в начале смены. С дерева он, что ли, разглядел тогда. Просил Битенкова поход туда устроить!
Дмитрий Игнатьевич молча долго рассматривал беглецов. Серёжа опускал ресницы, Шурка — по глазам Лайне Антсовны учуяв перемену к лучшему — отвечал готовым к обороне пристальным взглядом.
Расцепив и снова сцепив узловатые пальцы, Дмитрий Игнатьевич просто спросил:
— Купались?
Шурка обиделся: