Шут для птичьего двора
Шрифт:
На замок опустилась ночь, когда князь появился в подземелье в сопровождении Астида. В руках полукровка нёс прикрытую холстом корзину, из которой выглядывало горлышко винного кувшина. Громкий стук по внешней двери темницы заставил дремлющего Иннегарда вздрогнуть, а сторожа — сорваться со своего места и броситься к входу.
— Пусти, — приказал Гилэстэл караульному и взглядом указал на корзину. — Последний ужин.
Сторож покорно пропустил господ, и поплелся за ними следом. Иннегард, слыша приближающиеся шаги, обхватил прутья и приник
— Ваша светлость, — склонил голову узник. — Один вы меня не забываете.
— Что верно, то верно, — без улыбки ответил Гилэстэл, а затем обернулся к сторожу. — Открой камеру.
— Но, Ваша светлость, — тот опасливо покосился на Иннегарда. — Его милость барон запретил.
— Барон запретил ему кушать? — воздел брови князь.
— Нет, — смешался охранник.
— Видишь эту корзину? В ней просто еда. И немного вина. Это бароном не запрещено. Открой камеру и оставь нас ненадолго. Можешь закрыть дверь снаружи, я тебя позову.
Помявшись, охранник кивнул, открыл замок и, поминутно оглядываясь, удалился. Пока не стихли его шаги, Гилэстэл не произнес ни слова. Как только наверху громыхнула дверь, он и Астид вошли в камеру к Иннегарду. Полукровка поставил корзину на пол, и, сложив руки на груди, прислонился к решётке. Гилэстэл приблизился к арестанту.
— Что вам нужно? — Иннегард отступил и опасливо покосился на князя.
— Ты. Живым и невредимым. Мы хотим забрать тебя отсюда.
— Я никуда с вами не пойду, — заупрямился Иннегард.
— Тогда ты выйдешь отсюда в сопровождении палача.
На встревоженный и вопросительный взгляд Гилэстэл веско произнес:
— Барон утвердил тебе смертный приговор. И отказался объявить помилование.
Красавчик сглотнул и бессильно опустился на жесткое арестантское ложе.
— Отец…
— Отец отрекся от тебя, Иннегард. Тебе отрубят голову. Утром. Похороны — твои и твоего брата — тоже состоятся завтра. Барон, как оказалось, не настолько расточителен, чтобы тратиться на них дважды.
Осознание услышанного длилось несколько минут. И вдруг Иннегард расхохотался. Он смеялся, как сумасшедший, задыхаясь в приступах хохота, стуча кулаками по нарам, по стене. Астид недоуменно переглянулся с Гилэстэлом.
— Папенька… папенька всегда называл… называл меня «безголовым»! — сквозь хохот различили они слова Иннегарда. — Безголовым!
Неуместное веселье прервалось так же внезапно, как и началось. Иннегард перевел дух.
— Как только на свет появились мои братья, он прилепил мне это прозвище, — с горькой иронией усмехнулся он. — Я, видно, и в самом деле глуп, раз вернулся сюда. Не надо было этого делать. Но мне так хотелось, чтобы он мной гордился, уважал меня хоть немного. Чтобы хоть кто-то, хоть кто-то не считал меня за недоумка, способного лишь портить девок, пить и драться. Это не от глупости, не от злости, а от бессилия. От невозможности или избавиться
— Ты далеко не глуп, Иннегард, — Гилэстэл подошел вплотную, глядя на полуэльфа сверху вниз. — Ты всего лишь хотел, чтобы тебя поняли и приняли таким, какой ты на самом деле. Но индюку не понять журавля в небе. Потому что индюк не умеет летать. Ты — журавль на птичьем дворе, Иннегард. Что тебе делать тут? Тебе нужна своя стая, в которой ты будешь среди равных.
— Балаган, что ли? — широко усмехнулся Иннегард. — Театр уродов? Я и так провёл там целый год.
— Разве я похож на шута? — спросил князь.
— Как можно, Ваша светлость, — насмешливо опроверг его слова полуэльф. — Такой солидный и благородный вельможа не может быть шутом.
— Дело не в титулах. Совсем не в них. Астид, покажи ему.
Гилэстэл отступил в сторону. Иннегард покосился на стоящего неподалеку полукровку. Фигура Астида вдруг странно дрогнула, поплыла зыбким туманом, и вновь сгустилась. Насмешливая улыбка Иннегарда сменилась испуганно-удивленным выражением лица. Перед ним возникла его точная копия. Иннегард потер лицо, зажмурился, вновь открыл глаза.
— Я сегодня не пил ничего, кроме воды, — пробормотал он. — Я совершенно трезв.
— Несомненно, — подтвердил Гилэстэл.
— Тогда кто это?
— Это Астид, мой друг и ученик. Достаточно, Астид.
Полукровка стряхнул морок, вернувшись в свой облик.
— Те, кто называют его шутом, живут очень недолго. Твои способности, Иннегард, не проклятье, а великий дар. Крылья, которые ты получил от судьбы. Зачем тебе этот птичник, суетливый и напыщенный?
— Предлагаете лететь с вами? — Иннегард настороженно изучал князя.
— Именно. У тебя два варианта — под топор или под моё крыло. Мне грустно и больно видеть, как твой талант попирается тобой же, втаптывается в грязь повседневности. Разве розжиг очага и свечей — это все, на что способна твоя огненная натура? Еще и под насмешки бесталанных обывателей, принимающих твои способности за дешевые трюки. Это унизительно, Иннегард. Позволь нам помочь. Я увезу тебя туда, где ты сможешь научиться большему, где не нужно никому доказывать свою исключительность. А здесь тебя ждет только одно — небытие. Смерть, на которую тебя обрек собственный отец.
— Довольно, — выдохнул Иннегард. — Я не верю, что он сделает это. Не верю!
— Понимаю, — наклонил голову князь. — Я дам тебе возможность убедиться. И решить. Астид останется здесь вместо тебя. Если барон отменит свое решение, ты вернешься в семью. Если нет — сам выберешь свой дальнейший путь. А сейчас идем со мной.
— Он останется здесь вместо меня? — Иннегард встревожено указал на полукровку, совершенно спокойно осматривающего камеру. — А вы не опасаетесь за его жизнь?
— Нет, — ответил князь, протягивая руку Иннегарду и помогая ему встать. — Он способен заморочить голову, кому угодно. Астид, будь любезен.