Шутиха (сборник)
Шрифт:
***
– …Дрянь дело, землячок, – обер–сержант Небейбаба, приставленный к гостю в качестве экскурсовода, был мрачнее сжиженного вакуума. – Ты меня держись, со мной не пропадешь. А и пропадешь, так опять же: со мной. Значит, в хорошей компании. Пока наши в рубке файлы качают, я тебе прямо скажу: мы сюда тоже не дюзой щелкать вылетели…
Окурок в углу рта Небейбабы взорвался нервным фейерверком.
— Этим, биомать на биомассу, шпакам цивильным, на все чихать! А мне лейтенант успел пару слов шепнуть, перед лазаретом. У тебя здесь люлька сгинула, у нас – груженый фри–поисковик. Вякнул «SOS» –
Гость озадаченно поскребся под мышкой, скрежетнув хитином:
— Благодарствие за опека, братан…
— Но–но! – ракетой взвился Небейбаба. – Это, биомать, кирзачи нечищеные да попы всех в «братья» позаписывали. И еще эти… которые сверхновые. Иди, нашего киборгомика так зови! А меня изволь попросту: господин обер–сержант. Или Василием Архиповичем, когда я добрый…
Когтистая лапа сжалась в кулак. Небейбаба собрался было малость повеселиться, но гость с размаху въехал кулаком себе же в ухо. Пупырчатый нарост отчетливо хрюкнул, и перевод лишай–толковника стал заметно чище.
— Прости, добрый Василий Архипович, – каждая чешуйка гостя излучала смущение. – И ты зови меня просто: Альеносхромп Ублажитель–IV. Твоя забота стучит в мое запасное сердце. Жаль, сейчас я не в силах связаться с Ульем: временная непроходимость инфо–прострактов. А экипаж ты уже предупредил. Экипаж – это я.
— Слушай, Алька, чем они в вашем Улье думают?! – оглядев Ублажителя–IV с лап до гребня, Небейбаба замялся, видимо, не найдя подходящего места. – Ладно, не дрейфь: прикроем…
— Ты заботливей Доброй Мамочки, о высокоразумный господин обер–сержант! Молю извинить назойливость, но какой материал вы намеревались подвергать плющению? И что есть «оружие», которое надо приготовить? Пища? Изделие? Симборг–протез?!
У обер–сержанта отпала челюсть, в результате чего Небейбаба стал очень похож на гостя.
— Ты чего, Алька? Дурак или прикидываешься?!
В ответ Альеносхромп на всякий случай еще разок дал себе в ухо: для лучшего осмысления.
— Так. Пойдем! – сержант метко плюнул обгорелым фильтром в пасть автоуборщика, и суровое лицо Небейбабы озарилось счастьем 999–й пробы. – Это, землячок, не рассказывать – это показывать надо!
Глава пятая
в которой огневая мощь способствует взаимопониманию, ведутся философские диспуты на пальцах, а в финале сообщается пренеприятнейшее известие
Трюмная палуба пустовала – «Нострадамус» шел порожняком, если не считать грузом десантников – и Небейбаба с разрешения капитана не преминул оборудовать здесь временный тир. По дороге обер–сержант возбужденно дергал себя за усы: в кои-то веки нашелся достойный зритель! Свойский мужик: не кирзач, не изя, не педро… Раньше Небейбаба искренне полагал, что всяких зеленых, в случае обнаружения таковых, следует без промедления прибрать к ногтю. Но это же всяких зеленых, а не совершенно конкретного зеленого, и даже не зеленого, а зеленоватого! Понимать надо! Особенно если кореш Алька горит желанием увидеть занятие для настоящих мужчин!
Надо сказать, что
— Вот, земляк, любуйся! Это, значит, оно и есть: оружие! – торжественно возвестил обер–сержант, сбрасывая с плеча импульсный седиментатор. Снимать «Дружбу Народов» с предохранителя не понадобилось: Небейбаба всегда считал излишним предохраняться. – Видишь во–он тот щит? Пласталь, восемь на двенадцать?
— Вижу, добрейший Василий Архипович.
— А теперь?!
Вряд ли кто-нибудь назовет лучшим воспоминанием своей жизни грохот седиментатора в замкнутом пространстве трюм–палубы. Альеносхромп Ублажитель–IV даже присел на задних лапах и хвосте: поза «Внимаю Мудрости Терца», символ устойчивости и благоговения. Мишень, без промаха пораженная импульс–картечью, принялась седиментироваться: полетели ошметки вероятностей, корневая «вещность» щита занялась анти–ченнелингом, из искры возгорелось пламя, а молекулы впали в глубокую депрессию, склонную к суициду. Секунда, другая – и от щита остались лишь воспоминания, да и те на цыпочках удрали в угол, где безропотно выпали в осадок.
— Знай наших! – Небейбаба, гордый успехами Человечества, подмигнул гостю. – А это, зеленка ты моя, называется: подствольный флеймер!
Шквал огня, сплетая сотни бескостных языков в лепете несуразицы, разметал штабель ящиков из-под «Завтрака террориста». Альеносхромп от благодарности за новые переживания чуть не впал в ритуальную каталепсию, но Небейбаба вернул гостя в исходное состояние, молодецки гаркнув прямо в лишай–толковник:
— Еще! Еще гляди, земляк! Кумулятивные плазмо–пули со смущенным центром тяжести!
«Кольт–ВКП(б) — 1500» сыграл «Ижицу–Пыжицу» в контр–октаве. Дюжина бутылок, развешанная противолодочным зигзагом, легла на пол лужами жидкого стекла, образовав карту звездного неба – если смотреть наискосок от Ятя Центавра.
— Ты погоди! Я сейчас такую штуку притащу!!! – когда Небейбаба «заводился», остановить его мог разве что прямой приказ вышестоящего начальства, да и то с часовым запаздыванием.
Кинувшись в боковую дверь, обер–сержант вскоре вернулся, лиловый от натуги.
— Осколочно–фугасный бомбошвыр «Консенсус»! – ликующе выпалил он. – Я этим шпакам даже показывать не стал: то им, видите ли, грохочет, то, биомать, полыхает, то дымит. А тебе, землячок, покажу! Вещь! С гидрокомпенсатором отдачи, облегченный вариант…
«Облегченный вариант» бомбошвыра весил вровень с Небейбабой.
Альеносхромп принял позу «На краю обрыва размышляю о вечном», символизирующую внешнее сосредоточение, и стал внимать.
***
— Обер–сержант Небейбаба!
— Я!
— Что это значит? – мосластый палец ткнулся в оплавленную и покореженную стену. Ковырнул, загнав под ноготь броневую занозу.
— Испытания полевого денатуратора «Гринпис» в замкнутом помещении!
— Три наряда вне очереди!