Шутиха (сборник)

Олди Генри Лайон

Меня покупают. Однозначно. На чем кидаете, черти?! Хотя, положа руку на печень, с «Аксель-Принтом» мы работаем пятый год. Контора солидная, в меру честная. Особенно с авторами. Ибо честность рентабельна, по мелочам кидать – терять лицо.

А если не по мелочам? Если по-крупному?

Сатана там входит в раж, там входит в раж! Люди гибнут за тираж, да, за тираж!!!

Снегирь, дурила, как тебя можно кинуть?

Каким

образом?!

Воображение отказывало. Я, конечно, фантаст, но не до такой же степени…

– А вот и пансионат.

Здание впечатляет. Снаружи. А внутри – особенно. Швейцар, тряся бакенбардами, распахивает перед нами двери, молчаливая охрана, мраморные лестницы, ковры, светящийся указатель: «Бар». Как поселюсь, надо будет наведаться. По опыту знаю: на конвентах «барская» жизнь процветает. У окошка администрации – галдящая толпа. И сразу, с порога: «Снегирь прилетел!» – «А где Эльф с Петровым?» – «Я в 804-м, заходи, накатим косорыловки!» – «…звездолет Ы летит в систему У, а на борту десантник Гидропончик…» – «Все издатели тормоза!» – «Точно! Мне опять на обложке „зеркалку“ влепили!» – «Ты в номинациях есть?» – «Козлы! Бэдж посеяли!» – «Здоров, Снегирь! Пива хочешь?»

– Ваш ключ, Влад. 241-й номер.

Оказывается, пока я вдыхал долгожданную атмосферу беспредела, Гобой успел просочиться сквозь очередь, подкатился к администраторше и вернулся с трофеями. Интересно, он и анкету за меня заполнил? Или так договорился?

А потом зашли мы в номер, славный 241-й, – и, культурно выражаясь, охренел я до пупа. Люкс двухкомнатный шикарный, два стола (один журнальный, а второй для посиделок…) и двуспальный сексодром! Блеск посуды в темных недрах обалденного буфета, кожа кресел-бегемотов, туша жирного дивана, куча встроенных шкафов, люстра в форме бригантины, бра, торшеры, под ногами – ворс толстенного ковра. На кронштейне телевизор (блин, с подствольным видаком!..) – не «LG», не мелкий «Томпсон», а прославленный в рекламах супер-»Sony-Trinitron». Сажень по диагонали! Холодильник дремлет сбоку. Машинально открываю. Пиво, водка, минералка, два флакона «Ахтамара», баночки – лосось, маслины, красно-черная икра…

– Это что… это как?..

Спертое в зобу дыханье еле-еле выравнивается.

– …как прикажете понимать?!

– Не понимать, а принимать! – Гобой приветлив и лучезарен. – Как должное! Как дань вашему яркому таланту, замечательный вы наш Влад! Ладушки, не буду мешать. Вечером увидимся, на открытии. Или в баре!

Северное сияние гаснет, оставляя меня в одиночестве. Посреди шокирующего великолепия. С потертым рюкзаком в руках. Хорошо хоть тапочки взял – ходить в сапогах по такому ковру нога не поднимется. Впрочем, здесь и босиком можно. Не простудишься. Вот она где, фантастика! А вы говорите – фэнтези, спейс-опера, киберпанк… Что ж мне теперь в этой пещере Аладдина делать? Грешно куковать в одиночестве при забитом холодильнике. Учинить кутеж с оргией? Заманчивая идея. Никогда раньше не устраивал оргий. Не участвовал, не привлекался…

Но надо же когда-то начинать?

Душой чую, что Антип Венецианович со мной согласен.

* * *

Обед упорно сползал к трем часам пополудни. Последний автобус опаздывал, а лишать опоздавших кормежки оргкомитет

счел несправедливым. Тем временем бар процветал. Кофе рекой, водка коромыслом, закуски кот наплакал. Ибо жрать – дело свинское, зато пить – удел великих! Памятуя гобойский рецепт, я заказал текилы и устроился в углу, подальше от иерихонских колонок. Рядом, в дыму и восторге, соткался изрядно поддатый Эльф. Один, без соавтора. Запустив длинный нос в мою рюмку, он гугукнул с одобрением, плотоядно сверкнул очками и возопил:

– Гарсон, текилы!

Я и опомниться не успел, как на нашем столике образовалась литровая бутыль «Саузы».

– Значит, угощаешь, – сделал странный вывод Эльф. – Правильно делаешь, молоток. Ну что, за твою орденскую планку?

На всякий случай я сначала выпил и только потом поинтересовался:

– Какую планку?

– Тебе что, Архипушка ни фига не рассказал? – Эльф вытаращился на меня сквозь очки, сразу сделавшись похож на осьминога в аквариуме.

– Какой Архипушка? Антип Венецианович?

– Да врет он, Шаляпин! Тип Антип… Архип он, понял! Архип Васильич. Так он тебе не?..

– Чего – не?

– Ладно, проехали! Значит, еще скажет. Ну, тогда за…

– За фантастику! – напротив плюхается знаменитый фэн Распашонка, дружбан и собутыльник всего прогрессивного человечества, мигом наполняя свой стакан дармовой текилой. Мы с Эльфом едва успеваем поддержать инициативу. Хорошо пошла – за фантастику! Экий, однако, темп взяли…

– Слышь, Снегирь, мы тут…

Дальнейший монолог Эльфа тонет в музыкальном армагеддоне. Развожу руками: не слышу, мол.

– Туда бы гранату кинуть! – вопит Эльф, с трудом перекрывая какофонию.

– Ура! Гранату! – Подогретый Распашонка лезет за пазуху и извлекает картонный цилиндр, сплошь в аляповатых иероглифах. Из торца цилиндра зловеще торчит кусок бикфордова шнура.

Очки Эльфа опасно загораются:

– Распашонка! Отец родной!

– Эльф, прекрати! Пожар устроишь!

– Не устрою!

– Обожжешь народ!

– Не обожгу! Я уже такую запук… запус-с-скал!

– Нас повяжут! Смотри, менты вошли!

– Нас не повяжут! Нас не догонят! За нашу бывшую Родину! Мэйнстрим must die! Слава киберпанку!

На последнем выкрике Эльфу наконец удается попасть отобранной у Распашонки сигаретой в кончик «бикфорда». Шнур вспыхивает, искря; Эльф привстает из-за стола («Велика Россия, а отступать некуда!..»), картинно размахивается… Вспышка. Фонтан сиреневого пламени. Вся стойка в дыму. Треск, грохот, по залу скачут палые августовские звезды. Отчаянный визг женщин. И – нестройное пьяное «ура!» отовсюду. Наш народ непобедим! Хоть атомную боеголовку в баре взорви: выживут, возрадуются и выпьют по поводу!

…Тишина. Трещат по углам, догорая, остатки заряда. Туман порохового дыма красит бар синькой. Не сразу до меня доходит: Эльф добился своего, укротив музыку. За что и страдает: трое в форме крутят ему руки, тычут мордой в стол, прямо в недопитую рюмку.

– Козлы! Пустите!

– Сопротивление при задержании!

– Да вы знаете, кто я?! Я гений словесности! У меня соавтор – мент! Полковник!

Врет, гений. Частично. Петров, который Сидоров, действительно мент. Но – майор. В Куряжской колонии малолеток строил.