Шутка Вершителей
Шрифт:
— После свадьбы получишь своё наказание, — вдогонку сказала мне Эдда, когда я торопилась к своему мешку с тремахами.
— Хорошо! Спасибо! — улыбнулась ей в ответ.
Вечером я приступила к работе и до ночи успела связать розовую косынку. На следующий день получив более лёгкую, чем до этого работу, быстро освободилась и поспешила к себе.
— Куда торопишься, Тибо? — Эдда оказалась передо мною неожиданно, загородив проход.
— Тороплюсь помыться и довязать вторую шёлковую косынку…
— А что, одну уже связала?
— Да, первая
— Пойдём, покажешь! — приказала мне повариха. Я поняла, что она мне не верит.
Когда мы вошли в мою каморку, то Эдда удивлённо уставилась на лоскутное покрывало и лоскутную занавесь.
— И правда, рукодельная ты…
Мне не хотелось ей объяснять, что я просто схожу с ума от скуки и тоски по дому, и я пожала плечами.
— Покажи косынку…
Я вынула косынку и протянула её женщине. Та смотрела на кружевные узоры полотна, как на чудо!
— Так могут вязать лишь мастерицы самой королевы…
— Спасибо, госпожа Эдда…
— Слушай, как закончишь с подарками для невест, свяжешь мне после свадьбы большой плат таким же узором? Я тебе щедро оплачу!
— Так, нитки нужны…
— Будут тебе нитки, Тибо… Только свяжи мне плат, как у самой королевы! Тридцать серебрушек будут тебе оплатой за работу!
Я немного удивилась такой огромной сумме: из Адании я взяла всего пятьдесят, половина из которых уже была мною потрачена! Неужели Эдда настолько богата? Или это проверка моей жадности?
— Госпожа Эдда, мне достаточно будет и десяти серебрушек, при чём такой плат займёт у меня всего несколько вечеров…
— Хорошо, вдова Тибо, хорошо… Просто я думала, что ты откажешься работать за более меньшую сумму, но раз так… — она одобрительно посмотрела на меня, и мы расстались, довольные друг другом.
Вот и настал день свадеб.
За двое суток до него мы сбились с ног, готовя для солдат праздничный обед. Господа питались с другой кухни, расположенной в так называемом господском доме. Там был настоящий шеф-повар иностранец, готовящий стол для герцога, маркиза и его невесты, коменданта и их приглашённых гостей.
Мне было не понятно, почему свадьбу играли в форте, но девушки шептались, что герцог сам захотел присутствовать на свадьбе и не отпустил маркиза и его тенни домой. Мне показалось это сродни ковырянию своих кровоточащих ран, но моего мнения никто не спрашивал, как никто и не пояснял, как девушка определяет, тенни она для своего мужчины или нет.
Спрашивать такое было очень опасно: я всё ещё боялась разоблачения. То, что каждому было понятно в Вензосе, для меня оставалось пока тайным знанием, о котором вроде бы все говорят, но ничего конкретного не произносят!
Надев на себя своё лучшее "вдовье" платье и закрутив волосы под платком в тугой пучок, я отправилась со стайкой девушек и женщин в Храм, стоящий тут же на территории крепости, только в другом дворе, рядом с плацем, где каждое утро тренировались маршировать солдаты.
Местный Храм был внешне очень скромным сооружением из серого камня, не чета нашим.
Храм Вена был аскетичен и строг. Внутри большое помещение было разграничено высокими колоннами до потолка, делящими его на несколько частей. Напротив входа, у противоположной стены, было возвышение, на котором я увидела большую чашу с горящим в ней огнём.
Рядом стоял мужчина в роскошном одеянии ярко-красного цвета и такой же круглой шапочке. И только потом я заметила за его спиной то ли статую, то ли барельеф прекрасного обнажённого бога Вена, на чреслах которого стыдливо расположился маленький лоскут ткани, а мыщцы рук и ног были так отточено великолепны, что, казалось, божество сейчас сойдёт к нам!
— Это самый древний храм Вена, — шепнула мне на ухо одна из работниц. — Жениться здесь — очень почётно и правильно… К счастливой жизни с мужем… Особенно, если ты его кашани…
Опять я услышала это слово, но улыбнулась в ответ работнице, сделав вид, что согласна с её словами.
Мы все, простые женщины и несколько десятков молодых и не очень воинов, встали почти у дверей. Впереди, перед возвышением, находилось несколько рядов скамеек со спинками, выполненных из дерева, на которые уселись знатные гости.
Их наряды и украшения переливались в лучах солнца, проникающего через высокие стреловидные окна Храма.
И тут служитель стал напевать что-то, сначала тихо, почти шепча слова на незнакомом языке. Мой камень-переводчик сначала отказывался переводить это, но потом всё-таки выхватывл отдельные слова про предназначение друг другу, про судьбу, детей и святость уз.
Затем его голос становился всё громче и громче, пока не достиг каждого, и, казалось, что каждое слово входит в тело и резонирует со стенами Храма, отталкиваясь от них и прокатываясь гулкой волной!
Вот это было величие! Настоящая церемония! Обряд в Храме Ады, по сравнению с этим, был очень скромен. Я прониклась радостью момента! Но одно смутило меня: ни одно слово служителя не переводилось, как любовь, верность, преданность. Только служебные: долг, уважение, наследие и опора. Но я подумала, что у этого общества могут быть другие ориентиры, и не мне было их осуждать.
После того, как пара Осталия и её маркиз покинули Храм под шум поздравлений, к служителю направились две пары, ради которых я сюда и пришла. Это были наши работницы со своими женихами. Скамейки почти все были свободны, и мы быстро пересели на них.
Я удивилась, увидев впереди оставшегося сидеть герцога с прямой спиной, а рядом с ним — коменданта. Ладно ещё комендант может присутствовать на свадьбе своих подчинённых, но герцог? Хотя, солдатики-то были точно его!
Служитель повторил обряд, только без излишнего громогласного пафоса, быстрее. И я разглядела, что молодые, уже муж и жена, проводят зачем-то ладонями над огнём в чаше. Ладонь супруга при этом лежит на тыльной стороне руки жены.