Шуточки жизни
Шрифт:
– Тогда можно вас на секундочку отвлечь? – спрашивает он, бросая взгляд на свои наручные часы.
Я киваю и выхожу вслед за ним в коридор. В офисе уединиться практически невозможно, вот и приходится тащиться в курилку, хотя мы оба не курим. Что ему от меня надо? Может, я сболтнула чего лишнего, когда общалась с москвичами? Ну, так это было до обеда. Почему же он отложил выволочку до вечера? Останавливаемся у окна. М.А. еще раз смотрит на часы и неожиданно спрашивает:
– Какие у вас планы на вечер?
– А? – Я широко распахиваю глаза и
– Вы уже придумали, чем заняться в славной столице, или будете коротать скучный вечерок в своем номере?
В Москве мне всегда есть чем занять себя. Для этого даже не нужно ни с кем заранее договариваться. Стоит только набрать один из девяти телефонных номеров, насмерть впечатавшихся в мою память со времен юности, и я буду обеспечена развлечениями на многие вечера и ночи вперед. О сегодняшнем вечере я еще не думала. Честно говоря, не успела. Но не сомневалась, что впустую он не пропадет. Однако что-то подсказывало мне, что сейчас никак нельзя признаваться в своей дикой популярности в этом городе.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво протянула я и посмотрела на М.А. вопросительно.
Он – не поверите – выглядел смущенным, как будто его уличили в мелком воровстве.
– Я подумал… – замялся он. – Может, вы составите мне компанию… – И вытащил из внутреннего кармана пиджака какие-то билеты.
Я невольно скользнула взглядом по циферблату его часов, вынырнувших на секунду из-под манжеты, – десять минут шестого. Понятно. Кто-то, с кем он собирался пойти в театр, – а выясняется, что это все-таки театр, – отказался в последний момент, и М.А. не придумал ничего лучшего, чем пригласить меня. Две одиноких командированных души в чужом городе… Обычная история. Постойте, постойте, только город-то мне не чужой, и нисколько я в нем не одинока. Думай. Ольга, быстро думай. Еще три секунды. М.А. держит напряженное лицо, я собираю в кучу расползающиеся во все стороны мысли. Вдох, еще раз вдох. Все же он какой-никакой начальник – вдруг обидится? Эта последняя, восхитительная в своем идиотизме мысль оказывается почему-то решающей.
– Хорошо, – говорю я. – Во сколько мне нужно закончить, чтобы успеть?
М.А. расслабляется:
– В шесть.
Глава 12
– Но только предлагаю сразу же договориться, – заявляю я, усаживаясь ровно в шесть часов в машину, – ни слова о работе.
– Идет, – легко соглашается М.А., выруливая со стоянки.
Пару секунд мы молчим, потом он осторожно спрашивает:
– А почему?
– Что именно? – поворачиваюсь к нему я.
– Почему ни слова о работе? Вас она так раздражает?
– Да нет, – устраиваюсь поудобнее на сиденье, – просто должно же быть какое-то разнообразие.
– Верно, – согласно кивает он и умолкает.
Молчим. Три минуты. Пять. Десять. За окнами мелькают вечерние московские улицы, а мы продолжаем молчать. Еще через несколько минут я не выдерживаю:
– Здорово.
– Простите? – М.А. притормаживает у светофора
– Здорово, – повторяю я. – «Ни слова о работе» у нас с вами означает «ни слова вообще».
Он начинает смеяться. Я с недоумением смотрю на него. Красный свет сменяется зеленым, он давит на газ, и мы трогаемся. Он продолжает смеяться. Да что там – хохотать. Теперь уже я говорю несколько обиженным тоном:
– Простите? Я сморозила какую-то глупость?
Нет-нет, – сквозь затихающий смех произносит М.А., – но, честное слово, всерьез собирался не говорить о работе, а когда стал перебирать в голове, с чего бы начать разговор, не мог найти там ни одной мысли не о работе.
– Совсем? – недоверчиво спрашиваю я.
– Абсолютно.
– Может, тогда о театре, в который мы едем?
– Но я про него ничего не знаю, – пожимает плечами М.А. – Вернее, нет, знаю, что скоро мы туда приедем. Но мы же не будем об этом разговаривать?
– Нет, – подтверждаю я, снимаю очки, достаю платок и протираю запотевшие стекла.
– Тогда, может, сами предложите тему?
Предложила бы, если бы у самой хоть одна подходящая идея завалялась в голове. Я водружаю опостылевшие мне очки на нос и издаю тяжелый вздох:
– Не могу придумать.
Он опять начинает смеяться. Я не могу удержаться и присоединяюсь к нему.
– Вот мы и прибыли, – сообщает он через три минуты .
«Какой-то детский сад», – думаю я, выходя из машины. В последний раз я не могла найти тему для разговора с мужчиной в десятом классе. Мужчиной был белобрысый Сережка из параллельного класса. Его, чтобы разговорить, нужно было раскачивать час, не меньше. Я всегда набрасывала «тезисы» для наших бесед перед встречами. Благодаря им наша дружба просуществовала полгода. Через полгода Сережка превратился в отъявленного болтуна и перестал меня интересовать.
Мы вошли в фойе и сдали свои плащи в гардероб. Я подошла к зеркалу, причесалась и окинула себя внимательным взглядом. Ужасное освещение! Выгляжу на все сорок… пять, лицо какое-то бледное, глаза накрашены отвратительно, а волосы… – нужно будет выкинуть эту краску! Что за идиотское изобретение эти зеркала! Всего мгновение назад у меня было настроение если не превосходное, то где-то недалекое от него, но сейчас… сейчас впору хватать свой плащик и нестись отсюда куда глаза глядят. Ловлю ироничный взгляд М.А. Резко поворачиваюсь к нему. Он отступает на шаг назад и вскидывает руки в защитном жесте:
– Беру смутившие вас взгляды назад!
– Не смутившие, – уточняю я, – а возмутившие.
– Вам даже сложно представить себе, – усмехается он, – какое это увлекательное зрелище – женщина, созерцающая себя в зеркале.
– Вы, похоже, наконец-то нашли тему для разговора.
– И вам она не нравится?
Нравится. Я люблю такие разговоры. Вволю пройтись по женским привычкам и слабостям, а потом плавно переключиться на мужские. Только не с М.А. С ним нужно держать ухо востро. Поэтому я качаю головой: