Шуточная педагогика (отрывки)
Шрифт:
Постой: а ты сама? Что ты сказала, и даже не мальчику — девочке? Что ты ей наговорила? И платье-то у нее заношенное, и вкуса-то у нее ни на грош (и у мамаши ее тоже). Как только ты ее не честила: «размазня», и «обезьяна из зоопарка», и «коровьи глаза». Ты раззвонила, что она, заметив у тебя шоколадные конфеты, сразу притворилась лучшей твоей подружкой. Назвала ее «притворой с кривыми ногами». Смеялась, что в баскетбол играет она ужасно, у нее не руки, а деревяшки, наболтала, что она воображает себя поэтессой, чтобы за ней мальчишки бегали Ты будто бы узнала от подружек, что она все контрольные списывает,
А ведь это неправда! Вовсе не разговаривает, а повторяет стихи для спектакля, у нее роль!
Ты стройна, хорошо сложена, тебя выбрали преподносить букет, а ты (не отрекайся) заявила, что несогласна выступать со всякой мелкотой. Значит, и малыши на тебя в обиде,
Я не затем все это говорю, чтобы тебя обвинить, мне лишь хочется оправдаться за то одно словечко, очень хочется, чтобы ты меня простила. Знаешь: где обе стороны хотят добра, там все хорошо кончается.
Я, например, если рассержусь на мальчишку (потому что обязан), тут же заявляю: «Сержусь на тебя до обеда или до ужина», Или, если чересчур разозлюсь, — «до завтрашнего дня» И не разговариваю! Приходит он с товарищем и спрашивает: «Можно взять мяч?» А я его приятелю: «Скажи ему, что можно, но чтобы не пинался». Парень говорит: «Ладно». Но я в ссоре и не слушаю, спрашиваю товарища: «Что он сказал?» Сказал: «Ладно». «Ну, тогда все в порядке».
В моей, так сказать, педагогической аптеке различные средства, от спокойного ворчания через строгое слово до сильнодействующего отчитывания. Я основательно разработал эту свою фармакологию. Иногда достаточно покачать головой: «Не делай этого», Или сказать просто: «Ну, и зачем это тебе понадобилось?» А он уже и раскраснелся и даже в слезы, еще и утешать приходится.
Но иногда надо обратиться к баночке с крепкими выражениями и оборотами. Я заметил, если постоянно употреблять одни и те же слова, эффект слабеет. Например, «вертихвостка» не оказывает магического действия. Наоборот, раздражает: как можно вертеть хвостом, которого нет? Совсем другое дело, если я заору: «Ах ты, перпетуум-мобиле!» Чтобы избежать монотонности, я обновляю репертуар, обращаясь то к орнитологии, то к музыковедению. Никогда не знаешь, что поможет.
Был у меня один озорник. Ничем его не проймешь. Бывало, сыплю существительные — хоть бы хны. И вот однажды: «Ах ты, эф-дур!» Так он после этого тише воды, ниже травы… На одних действуют длинные слова, на других — короткие. Наибольший эффект, если в слове есть буква «р». Немецкое «доннерветтер» действует весьма и весьма сильно. Или историко-политическая брань — варвар, вандал, инквизитор, диктатор, Гит… (нет-нет!), Наполеон этакий — иногда помогает. Для большей силы хорошо добавить приставку «экстра» или «архи».
Я не говорю: «лентяй», «осел». Считаю, что это уже обида. «Нюня» — тоже не годится. Ведь когда ребенок плачет (не кричит, не скандалит), он нуждается в сочувствии и помощи.
Ты обиделась на меня. В твоих слезах и гнев и болезненное самолюбие — противоречивые чувства. А мне это неприятно, мне хочется тебя убедить, что на фоне всех моих громов и молний то словечко было почти невинным…
Но расскажу еще. Мне спать хочется, а у мальчишки, как назло, игра в поезд, в войну, в полицейских и воров. Ну уж
Или девчонка надела мою шляпу и пальто, взяла в руки мой зонт, изображает балерину. И я говорю: «Ах, как мы фотогеничны! Экстразвезда архифильма…» Она обиделась (тоже смертельно), что-то такое пробормотала, кажется, «ни капельки не любит, вечно сердится…».
А как же. Неужели постоянно твердить: послушная, непослушная?
Всякий опытный врач знает: не вредить и терпеливо ждать. И никогда не говорить, что ребенок неисправим и ничего из него не получится. Напротив, всегда утверждать, что все будет хорошо, что сейчас — временные затруднения, скорее недоразумения: это все выправится, в будущем все будет великолепно.
Когда же на самом деле ко мне приходит отчаяние — ну ни туда ни сюда, — я говорю, что он озорник в сороковой степени. Заявляю: «К пятидесяти годам ты обязательно исправишься».
Я никогда не говорю: «Сто раз тебе повторять?» Сто раз — и неточно и скучно. Он в ответ: «Вовсе не сто». И правильно. Я говорю так: «Ведь говорил тебе и в понедельник, и в среду, и в субботу…» Как видишь, добиваюсь одновременно двух результатов: побуждаю к волевым усилиям и обучаю названиям дней.
Или говорят: «Упрямец». Нет лучше: «Ах ты, негативист, ты вотум сепаратум, ты либерум вето».
А он потом: «Что значит «негативист», «либерум вето», «вотум сепаратум»?»
…И с тобой тоже у меня сорвалось. Ты вырастешь умной, деятельной, и семью свою поведешь правильно и разумно, и в любой работе проявишь себя умело и активно, и поэтому именно я тебя назвал пока уменьшительно, ласково, что ты, сознайся честно, что ты мегерочка.
Каждый класс, двор имеет свою мегерочку. Осторожно: у этих маленьких хищниц есть коготки!
Журнал «Пионер», 1969-№ 07
ЛЮБОВЬ
Ладно. Согласен. Ты права. Ты его не любишь, но он тебе нравится. Очень нравится. Все другие мальчики — нет, они какие-то горластые, приставучие, а вот он один — да. Ты даже сама не знаешь, почему. И ты за него боишься. Ты скрываешь эту свою — нет, нет не любовь (для этого надо иметь аттестат зрелости и вообще быть взрослой) ты скрываешь, что он тебе нравится, и ужасно удивлена: откуда я-то знаю. А я один раз видел, как ты срывала с ромашки лепестки и загрустила, когда получилось «не любит».
Уверяю тебя, и ты ему нравишься, он просто не подает вида, боится, как бы вас не засмеяли. Ведь он самолюбив.
Помнишь, тогда пирожные? Он взял себе одно и будто бы с пренебрежением придвинул тарелочку к тебе, ты отказалась, и второе съела та, другая. Он пришел в ярость, что она, а не ты, и со зла выпалил, что у нее красный нос (это он, признаться, выдумал). Конечно, после этого тебе уже неудобно было брать то пирожное, что еще оставалось, ты гордо отказалась.
После этого он тоже гадал на лепестках ромашки и сразу повеселел, стал даже насвистывать: получилось «любит»!